Ей, с её рабфаковским образованием были непонятны его устремления, но она чувствовала, что это необходимо для успешного окончания института, после которого, как она считала, сын займётся делом и с бедностью будет покончено.
глава 40
Война всё время искала участки земли, по которым можно было ударить снарядом, прошить пулемётной очередью и задеть чьё-то сердце. Ей требовались жертвы, и чем больше их было, тем более ужасной гримасой искривлялось её лицо.
Снаряды стали рваться со всех сторон, и стенки погреба, трясясь и осыпаясь, заставили Фёдора и Надю выскочить на поверхность. За короткие минуты пейзаж стал неузнаваемым, снег почернел, деревья поломанные и расщепленные толстыми соломинами в хаотической лёжке, подсказывали, что надо вновь спрятаться в погреб. Но быть заживо погребёнными им не хотелось, а куда бежать, было непонятно.
И самым непонятным был обстрел фактически пустого места. Думать же, что это громыхание посвящено им, было едва ли не смешно. По направлению взрывов, которые стремительно приближались к их убогому жилищу, Фёдор понял, что бежать надо в сторону от леса. Надя встала на лыжи и побежала к деревне. Фёдор по лыжне, поминутно проваливаясь глубоко в снег, усиленно работал ногами, стараясь не отстать.
Снаряды сыпались с неба с ужасным воем, грохот едва не рвал ушные перепонки, и ноги сами, помимо воли Фёдора, несли тело вдаль, разрывая снег с силой, которая удваивалась после каждого разбрызгивания месива за его спиной. Надя от страха часто запиналась, перебирала ногами беспорядочно, отчего Фёдор чуть не наступал ей на лыжи. Ни ему, ни ей не приходило в голову, что спасительное от взрывов пространство могло таить ещё большую опасность.
Этот взрыв Фёдор уже не услышал. Какая-то невидимая сила ударила в затылок и швырнула лицом в снег. Команда, данная им накануне телу, подняла его и заставила машинально передвигать ногами, в глазах стоял туман. Фёдор видел весь пейзаж в каком-то сверх-ярком белом блеске. Канонада неожиданно стихла. В ушах Фёдора пронзительно зазвенело от наступившей тишины. Что-то кричала Надя, остановившаяся и махавшая ему рукой. Оказавшись в непривычном для него мире, Фёдор видел, как снег вздыбливается прямо позади его ног, осыпая сапоги ошмётками тёмносерой земли. Выглядело это совсем не пугающе.
Надя уже бежала к нему, усердно толкаясь в снег палками, замахала одной рукой, показывая, что надо бежать. Он что-то ответил ей, не слыша своего голоса, отчего речь получилась невнятной. Наде показалось, что он её понял, и побежала дальше. Неожиданно оглохший, Фёдор не так панически боялся этого боя против него и Нади, поэтому сдерживал порыв своей подруги, по животному боявщейся за свою жизнь.
Немцев они увидели раньше. На фоне леса в разрывах снарядов, повидимому, сами они были не так отчётливо заметны, как сгрудившаяся рота немцев в сине-зелёных шинелях и нелепых в такой мороз летних головных уборах. Вояки Рейха заботились не отморозить нечаянно носы и уши, постоянно подплясывали, били рука об руку и поглядывали на начальника, когда тот объявит отбой профилактическому прощупыванию болота.
Бежать дальше было бессмысленно. Немцы были с автоматами, стрелять станут без предупреждения, и Фёдор первым распластался в снегу. Надя стояла над ним, бросив палки. И когда следующий взрыв совсем близко разорвал воздух, она упала рядом и стала закапываться в снег, как будто это могло спасти её от осколков или, что ещё хуже, прямого попадания снаряда. Взрывы пошли дальше, не пожелав смешать их тела с перегноем и снегом. Вдруг наступила гнетущая тишина. Затем заурчали двигатели танков, их шум стал медленно удаляться.
Надя, припорошившая себя и Фёдора снегом, ещё некоторое время лежала не шевелясь. Холод пробирался к телу медленно, но упорно. Скоро она поняла, что если не встанет и не поднимет Фёдора, они замёрзнут. Немцев у деревни уже не было видно.
Фёдор поморозил пальцы рук, нос и щеку, на которой лежал. Оттирала Надя и снегом, и с холодной водой делала примочки уже в погребе, который не пострадал от бомбёжки. Было обидно, что бежали зря, ещё больше рискуя жизнью. Постепенно, когда пальцы рук Фёдора стало болезненно щипать, а нос и щека обрели слабый румянец, Наде стало весело. Глядя на подругу, Фёдор уже не так страдал от боли в груди.
Кружилось что-то в его голове, и ноги плохо слушались, но главным и странным для него было появление этой девушки, которую он не узнавал. Это обстоятельство Надю сильно расстроило, и от весёлого состояния, в котором она только что находилась, не осталось и следа. Она поднялась в сарай, разожгла огонь в примитивной кладке из кирпичей, поставила горшок со снегом на осколок плиты. Когда снег растаял, бросила в горшок последние три картофелины и стала ждать, когда будет готов последний скудный обед, печально задумавшись.