Сын предателя (СИ)

 Однако оказалось, что всё это Николай произвёл почти у шоссе, на котором остановился автобус. Оба друга залезли в автобус, сели на заднее сиденье, не подозревая, что в карманах у них лежал удивительный документ, равный цене проездного билета! Они же всю дорогу тряслись, что с них потребуют деньги.

 Волгоград встретил их ещё радушнее, чем автобус. Им была предоставлена комната в портовой гостинице совершенно бесплатно. На другой день они отправились знакомиться с городом, растянувшимся на семьдесят пять километров по берегу Волги.

 Конечно, "дом Павлова", основательно разрушенный в годы войны, поразил воображение Николая. Это был единственный объект, напоминающий о жестоких боях.

 На пляже, куда два друга помчались в первую очередь, Николай сразу же расставил этюдник и стал писать этюд с множеством бесхозных тел и палаток. Сажание плавок, бюстгалтеров на пляж, впихивание в них ноги и тела прервал порыв ветра, сорвавший картон прямо краской в песок.

 Огорчение было неописуемым!

 Качество работы было испорчено. С горя Николай купил бутылку Волгоградского кваса.

 Квас был таким вкусным!

 На другой день друзья знакомились с новой командой.

 Николай опять писал ползущий медленно берег и воду, в которой бликами отражались облака.

 К нему подошла маловыразительная женщина и попросила написать её портрет. Николай согласился. Писать даже такой портрет было приятнее, чем плывущие берега. Портрет получился вполне приличным. Женщина, которая оказалась поваром, молча ушла.

 Но тотчас подошли три моряка и стали упрашивать подарить портрет женщине.

 -Она даст тебе три рубля! - соблазнял один из них.

 -Она тебя закормит! - убеждал другой.

 Третий крутил пальцем у виска, когда Николай наотрез отказал. Парни молча удалились. Но путешествие стало сразу испорченным. Пришлось в городе Ульяновске высадиться и напроситься на теплоход, плывущий в город Горький. Каргашин ни разу не возмутился в адрес скупого рыцаря искусства. Видно, он высоко оценивал творческие успехи Николая.

 Ленясь что-нибудь творить, Каргашин как бы выступал в качестве продюсера, бегая от теплохода к теплоходу, договариваясь и обеспечивая Николая комфортным перемещением из одной каюты в другую.

 Конечно, в будущем выяснилось, что упрямство Николая не дарить в экстренных случаях портреты было полной глупостью.

 В городе Горьком они опять поменяли теплоход. Всю палубу этого теплохода заполняли новые аввтомобили "Волги" - ГАЗ-21. В придачу этой роскоши, доступной не каждому, плыло целое стадо девочек пятнадцатилетнего возраста. Располагались кто где. Кому-то досталось место в каюте, кому-то понравилось заднее сиденье "Волги".

 Николай понравился Лене из города Чимкента, портрет которой он нарисовал на второй день.

 Но отношения мгновенно испортились, как только Николай нарисовал и её подружку.

 Николай по этому поводу переживать не стал и переключил внимание своих кистей на Тамару Николаевну, гида туристической фирмы из города Горького.

глава 38

 Фёдор открыл дверь в избу Михалыча. Темноту рассекали две полосы лунного освещения, разделившие пол избы на несколько частей. Михалыч лежал у стола, тёмная масса его тела, слегка задетая бледным лучом, пробившимся сквозь незавешенное окно, была неподвижна. Фёдор осторожно потряс его за плечо, раздался стон. Михалыч был жив, но избит нещадно. Даже в полумраке Фёдор увидел вместо лица кровавую маску.

 -Уходи, - простонал Михалыч, - я в порядке.

 Фёдор порядка в состоянии Михалыча не видел никакого, но то, что старик жив и у полицаев, по-всему, причин убивать пока не находилось, его немного успокоило. Несмотря на уговоры, Фёдор принёс дров, затопил печь, чтобы Михалыч не замёрз, лёжа на полу. И пока печь топилась, сидел у окна и ждал, когда избитый хозяин найдёт в себе силы подняться с пола и примется сам присматривать за весело трещавшими дровами. В погреб к Наде он ушёл сразу, как только Михалыч окончательно пришёл в себя.

 С оханьем и руганью для облегчения своих мук, он стал приводить себя в порядок. Никаких новостей Фёдор от него не дождался, но и живой Михалыч был для него лучшей новостью. В деревне уже оставалось полдюжины старых людей, едва ползавших по своим дворам и мало на что годных.

 Не хотелось терять одного из них, помощь которого была для него и Нади единственной.

 Если и была где-то там, под Москвой, победа Красной Армии, всё-равно, это было так далеко отсюда и, казалось, она была нереальной.

 Немцы так же хозяйничали, полицаи из кожи лезли, угождая завоевателям, а коммунисты прятались ничуть не меньше комсомольцев. И только беспартийные, не имевшие этой клички и опасной красной книжицы в кармане, теряли бдительность и, неожиданно для себя, попадали в концлагеря за чёрный цвет волос, глаз, бровей, горбатый нос и кудрявую шевелюру. Золотые зубы, неосторожно вставленные перед войной, тоже ускоряли арест.