Сын предателя

 Фёдору всё же помогло лекарство Матрёны-целительницы. Надя ухитрилась спирт споить ему за четыре раза и то потому только, что Фёдор потерял желание радоваться. Иногда он вспоминал с сожалением, что отказался в мирное время от операции. Он поправлялся неохотно и долго.

 Надя уже знала, что Фёдор мог на фронт не пойти из-за язвы желудка. Но она тогда бы никогда не встретилась с ним. Она просто радовалась, что не одна в этом доме, что война где-то далеко. Её успокаивало, что Фёдор не может воевать не потому, что не хочет, а потому, что не может. Весной они посадят эти картофельные очистки, и может быть, что-нибудь вырастет к осени, и они заживут ни шатко, ни валко.

 Только бы война их дом  не сожгла, да воюющие стороны не задели.

 Хотелось верить, что тут, в лесном урочище, в соседстве с волками, можно было надеяться на чудо - какую-нибудь мирную жизнь!

глава 33

 Каргашин оказался прав. То ли он имел богатый опыт общения с девушками, то ли был от природы наделён каким-то наитием, действительно Николай полный час простоял в светлом зале метрополитена. Несмотря на любование строгими линиями перспективы вокзала, провожание поездов и изучение причёсок, нарядов и лиц девушек, стоять и ждать становилось всё неприятнее. Возможность учиться в Ленинграде упорхнула так же легко, как и появилась.

 Это так походило на счастливый сон, которым кто-то под утро его побаловал, и  который не сбылся. Возможно, в Эрмитаже девушку ввёл в заблуждение костюм Николая, который выглядел весьма прилично. Умение Николая рисовать не пригодилось.

 Весь четвёртый курс ехал домой в подавленном состоянии. Это чувствовалось по всему. Такого мастерства, какое они увидели в Эрмитаже, Русском музее, Петергофе, едва ли можно было кому из них достичь когда-нибудь! Все были утомлены просмотром с утра до вечера, полуголодным состоянием, в котором каждый день находились.

 Всё же Ижевск, считавшийся столицей Удмуртии, был захолустным городком в 1962 году. И те улицы, которые неожиданно Николай обнаружил на окраине Васильевского острова, в Ижевске считались центральными. Николаю и многим другим студентам не хватало денег на еду, а швейцар в гостинице постоянно укорял их за равнодушный взгляд на киоск с газетами. Этот пожилой ленинградец, перенёсший, наверно, блокаду 1941-1943 годов в Великой Отечественной войне, удивлялся, что гостей северной столицы не интересует международная обстановка.

 Надо сказать, что всё лето шестьдесят второго года мир находился на грани не просто войны, а войны чудовищной! Шла идеологическая борьба между США и СССР. Не читавший газет и не имевший телевизора Николай до первого сентября жил в мире красок, не омрачаемом слухами, которые если и просачивались в дом с помощью дяди Лёши, не могли пробить броню его полной отрешённости от реальной действительности.

 А между тем и Космос покорялся своенравным Хрущёвым, который готов был послать в тартарары до срока живого человека, то-есть, в заоблачную высь, чтобы обогнать Кеннеди если не в сельском хозяйстве, то уж непременно в космической технике. Сомнительным чудом можно было назвать удачное возвращение космонавта номер один - Гагарина, но чудо свершилось, и американцы приуныли.

 Короче, время было насыщено событиями мирового значения, но Николай в этом времени был тем маленьким винтиком, от которого не зависело, будет завтра дождливый или солнечный день, опалит ли город Ижевск невероятной силы атомным грибом или настанет пора собирать грибы в лесу!

 Наверно, лучше было не знать того, чего так боялся весь мир летом 1962 года!

 Никита Сергеевич Хрущёв был малообразованный коммунист, вёл себя не всегда корректно по отношению к капиталистам, хотя сам был самым настоящим капиталистом. Шестая часть суши была у его ног!

 Ни у одного капиталиста в США не было такой власти, как у восточного медведя, от которого, как считала вся Америка, можно было ожидать что угодно.

 Не от того ли Каргашин, имевший отца-инвалида, знал о международной заварушке и рвался получить от жизни всё и сейчас!

 -Бери, Колян, от жизни всё сегодня, пока не поздно! - весело восклицал он с порога, когда появлялся неожиданно в доме Николая. - Хочешь, я приведу двух девочек? Моя закуска, твоя выпивка!

 И забывалась учёба, сбрасывались кисти в этюдник. Николай бежал в магазин, покупал две бутылки "Солнцедара" - жуткое народное пойло. Появлялись с Каргашиным две "чувырлы", полбуханки чёрного хлеба и луковица. Вся компания, не требовательная и не выпендривающаяся, морщилась, чавкала, колдуя над одной луковицей, и затем попарно целовалась, терпеливо ожидая продолжения более существенного.

 Каргашин часто проигрывал в выборе. Обычно привлекательная девушка, реально оценивая часть дома, который её всецело устраивал, выбирала Николая. Каргашин жил в стеснённых условиях, поэтому тащил "лахудру" в парк, где и наслаждался одномоментной любовью.

 Николай же сразу вспоминал о кистях, раскрывал этюдник и писал портрет. Девушке это нравилось, но очень недолго.