Сын Ретта Батлера

— Уэйд, о чем ты говоришь? Что плохого сделал тебе этот человек? Почему ты о нем так судишь? Только потому, что кто-то вдруг стал претендовать на место Ретта? Я думала, сын, ты более разумный и великодушный человек. Мне очень горько слышать от тебя такие слова.

— Прости, ма, наверное, я не должен был этого говорить. Наверное, ты права. Я очень любил отца. И до сих пор люблю. Для меня он самое святое. Ум, чистота, честь, сила… Мне всегда казалось, что лучшего человека на свете нет. Что мой отец незаменим.

— Ты не учел одного, Уэйд, он умер! — воскликнула Скарлетт. — А я живу.

Слезы появились на ее глазах.

— Прости, ма, прости меня… — Уэйд обнял мать и губами высушил ее слезы. — Я все еще остаюсь мальчишкой, когда речь заходит об отце.

— Это прекрасно, Уэйд. Но пойми и ты меня. И прости, если сможешь.

— О чем ты, ма?! Будь счастлива. Я постараюсь подружиться с Билтмором.

— Спасибо, сын. Это было бы здорово, хотя я не хочу, чтобы ты насиловал себя. Время все поставит на свои места.

После отъезда Уэйда Билтмор предложил Скарлетт прогуляться верхом. Скарлетт понимала, что Тим возлагает на эту поездку какие-то надежды, и сама вся внутренне собралась.

Они выехали поутру по направлению к холмам. Солнце уже встало, но не жгло, была приятная прохлада, а быстрый ветер, овевающий лицо, пах увядшей травой.

Билтмор сразу же задал быстрый бег, пустив своего скакуна рысью. Скарлетт поначалу думала, что непременно отстанет. Но и ее гнедая неслась ровно и ходко. В Скарлетт вдруг появилось то чувство, которое овладевало ею когда-то в молодости, — азартное и безумное чувство любопытства — заглянуть за горизонт, пока самое интересное, что спряталось за ним, еще видно.

Она пришпорила свою лошадь, и та, словно и ей передалось настроение всадницы, понеслась, распластываясь над землей, как летучая тень.

Билтмор внезапно оказался позади. И это вызвало в Скарлетт новый прилив озорного азарта. Она по-индейски прерывисто закричала и пригнулась к самой гриве, чтобы слиться с лошадью в одно целое…

И вдруг почувствовала, что оставляет позади годы и годы. Годы одиночества и спокойного увядания, годы размеренной тихой жизни и почетного материнства. Оставляет за спиной стариковскую мудрость и рассудительность, надвигающуюся с неотвратимостью смерть. Она неслась навстречу своей молодости, свежим и непричесанным мыслям и чувствам, открытиям и наивным радостям, она неслась навстречу жизни.

На холме она остановила лошадь и, спрыгнув с нее, упала в сухую густую траву, точно так же, как когда-то, давно, не боясь удариться о камень, простудиться от холодной земли, упала и увидела глубокое небо над собой…

— Мне надо было знать, что город расслабляет! — весело оправдывался Билтмор, осаживая коня и тоже спрыгивая на землю. — Вы настоящая южанка! Наверное, амазонки были в вашем роду!

— Наверное! — засмеялась Скарлетт.

Билтмор сел рядом, бросил хлыст и снял перчатки.

— Красиво у вас! — сказал он.

— Да, эти просторы, наверное, какой-то особой широтой одаривают местных жителей.

— А! Да! Как же вы можете сказать иначе, — рассмеялся Билтмор. — Жители гор в таких случаях говорят, что у них душа возвышенная!

— А что говорят жители лесов? — спросила Скарлетт. — Что их души темны?

— Нет, что непролазны! — захохотал Билтмор.

— Жаль, что жителям городов нечего сказать про свои души!

Билтмор вдруг посерьезнел.

— Почему же? Есть что сказать, — произнес он тихо.

Скарлетт тоже перестала улыбаться и села.

— И что же они могут сказать? — спросила она.

— Что в их огромных домах, уставленных мебелью и хрусталем, так холодно. Что они строят небоскребы и мостят улицы только для одного — скрыть ледяную пустыню.

Билтмор замолчал. Скарлетт слушала его затаив дыхание.

— Моя жена умерла семь лет назад. Врачи лечили ее от грудной жабы… Но я знаю, что она умерла не от этого. Ей просто было холодно в городе… Правда, я понял это слишком поздно, когда ее уже не стало.

— Вы любили свою жену… — не столько спросила, сколько констатировала Скарлетт.

— Больше жизни, — подтвердил Билтмор. — Нельзя сравнивать, но, наверное, ничуть не меньше, чем вы любили своего мужа.

Скарлетт вспыхнула. Билтмор словно читал ее мысли.

— Да, я любила Ретта. Наверное, я люблю его до сих пор. Только это уже совсем другое чувство.

— Понимаю…

— Только вчера мы говорили о нем с сыном. Дети до сих пор обожают его.

— Это видно… Они славные ребята, — сказал Билтмор упавшим голосом.

— Я очень люблю их.

— Но мне кажется, они не очень любят меня, — грустно заметил Билтмор.

— Наверное, любовь — это не то чувство, которое они должны к вам испытывать. Может быть, уважение? — осторожно спросила Скарлетт.

— Да-да, я понимаю… Сейчас и этого было бы вполне достаточно. Но… — Билтмор осекся.

— Продолжайте, — приободрила его Скарлетт.

— Это совсем не просто — продолжать. Никогда не думал, что буду так робеть. Словом, я хотел…

— Да…

— О, миссис Скарлетт, не торопите меня… Я просто хотел спросить у вас, как вы посмотрели бы, если бы какой-нибудь уже немолодой джентльмен предложил, скажем, вам разделить с ним оставшиеся дни?