Сын Ретта Батлера

— В таком случае мне придется расторгнуть ваш контракт, — жестко сказал Джон.

Актер изящным жестом поправил прядь своих кудряшек и сказал:

— Попробуйте.

— Без особого удовольствия, — ответил Джон.

Он послал за Тео, и тот явился моментально.

— Тео, как я должен поступать с человеком, который нарушает условия контракта? Имею ли я право расторгнуть соглашение?

— Вполне, — сказал Тео. — А что случилось? Кто-то отказывается работать?

— Это уже детали, — сказал Джон. — Я хочу расторгнуть контракт с актером, потому что он…

— Нет, — сказал Тео. — Это невозможно.

Актер победно улыбался.

— В таком случае я прошу принести мой контракт. Я выбываю из игры.

— Ну что ж, Джон, нам, конечно, будет очень жаль, — сказал Тео, — но раз ты настаиваешь…

— Нет, ты еще не знаешь, Тео, насколько вам будет жаль, — сказал Джон. — Завтра же я начну судебный процесс против твоей студии. Мои адвокаты добьются выплаты такой неустойки, что вам придется всю оставшуюся жизнь расплачиваться со мной.

Джон говорил зло и жестко. Он вдруг понял, что мягкость и уважительный тон совершенно не действуют здесь.

— Твои адвокаты? — улыбнулся Тео. — И у тебя хватит денег их нанять?

Теперь пришла очередь улыбаться Джону.

— А сколько ты бы взял, чтобы защищать мои интересы в суде?

— Я? — удивился Тео.

— Да, ты. Ты ведь юрист?

— Ну, скажем, две тысячи франков! — явно завысил свой гонорар Тео.

— Отлично. Это недорого, если учесть, что студия заплатит мне тысяч двести. — Он полез в карман, достал чековую книжку и выписал чек на две тысячи франков.

Внимательно разглядев чек, Тео ошалело пробормотал:

— Да весь этот фильм стоит в два раза меньше…

— Я согласен! — вдруг воскликнул актер. — Я сейчас все смою, месье Батлер.

Джон забрал у Тео чек и сказал:

— Суд откладывается.

Дальше пошло легче. Словом, часа через три можно было начинать снимать кино. И здесь Джон понял, что не знает, как это делать.

Как это было в жизни, он помнит, но как это снять, он не знал. Он попросил актеров сыграть сцену встречи. Сам смотрел в глазок кинокамеры. Актеры опять заламывали руки, рвали страсти в клочья, но все выглядело ненастоящим и смешным.

— Простите, месье, — обратился Джон к актеру. — Вы работали в театре?

— Я и до сих пор работаю в театре.

— А вы, мадам?

— Я тоже.

— Давайте попробуем разыграть эту сцену, как это вы сделали бы в театре.

— Но у нас нет слов.

— Говорите то, что вы считаете нужным, — предложил Джон.

— Как это?

— Очень просто. Своими словами.

Актер задумался.

— А откуда мне выходить и куда становиться? — спросила актриса.

— Выходите из двери, а становитесь туда, куда вам захочется.

— То есть мы должны делать, что захотим? — уточнил актер.

— Именно. Задача простая — вы встречаетесь с девушкой, которая вам сразу понравилась. Но существуют приличия. Вы не можете ей это сказать.

— И это все?

— Да.

— Но что здесь играть?

— Вот это и играйте — встречу двух людей, которые сразу понравились друг другу.

В первый раз у актеров ничего не получилось. Они поминутно останавливались и растерянно смотрели на Джона.

— Зачем же вы остановились?! — восклицал он. — Продолжайте!

— Но мне кажется, я выгляжу глупо, — говорил актер.

— Я! Только я скажу вам, как вы выглядите! — кричал Джон.

Во второй раз было лучше, но актеры все еще были скованны.

— Что вам мешает? — спросил Джон.

— Понимаете, я придумал, что постараюсь увлечь девушку интересной историей, но в кино это не пойдет.

— Забудьте о кино! Делайте то, что хотите.

— Зачем? Мы же снимаем кино.

— Затем, чтоб ваши чувства стали настоящими.

В третий раз у актеров получилось гораздо лучше. Появились какие-то тонкости в игре, ушла нарочитая мимика, сцена стала вдруг живой и теплой.

— Знаете что, это уже можно снимать, — сказал Джон.

И здесь впервые подал голос оператор.

— Я, конечно, сниму это. Но, к сожалению, всей вашей гениальности зритель не увидит.

— Почему?

— Потому что на пленке все пропадет.

— Что пропадет?

— Все. Видны будут только фигуры артистов, а их замечательная мимика никому не будет видна. Слишком общо.

— Тогда надо снять ближе. Пусть зрители увидят их лица.

— Как ближе? Но тогда не видно будет ног.

— И не надо. Лица для нас важнее.

— Извините, но вы сошли с ума. Это невозможно.

— Но почему? Неужели весь фильм надо снять с одной точки?

— Именно. Иначе зрители решат, что у актеров отрезаны головы.

— Глупости. Когда мы видим портреты, мы же не считаем, что это отрезанные головы. Знаете, месье Тома, мы слишком много говорим. Давайте снимать.

И началась настоящая съемка. Впрочем, продлилась она недолго, потому что Джон опять остановил все.

— Почему так много света? Лица превратились в какие-то блины. Никаких полутонов, теней — это ужасно.

— Но пленка требует много света, — с тихой ненавистью сказал Тома.

— Возможно, только я предлагаю вам попытаться рисовать светом.

— Рисовать светом? Впервые слышу.

— А кто вы по образованию?

— Я по образованию — железнодорожный мастер, — сказал Тома.

— Ясно, — сказал Джон. — Тогда я попробую сделать это сам.

Он осмотрел расположение прожекторов и приказал притушить несколько из них. А с декораций убрал свет совсем.

Поглядел в глазок кинокамеры и сказал: