— Логично. Конгрессмен, враг сегрегации, найден мертвым. Молодая жена. Кое-что в кошельке. Логично, — сказал Найт задумчиво.
— Вот это и пугает. Слишком напрашиваются выводы.
— Да. Ну, пока, Томми. Пойдем, Бат. — Найт резко повернулся и двинулся в сторону стоявших под зонтами родственников Янга.
— Его убили! — сразу же заявила жена. — Он был еще так здоров.
— А я слышал, у него прихватывало сердце, — сказал Найт осторожно.
— Ерунда. Он был здоров, — сказал сын.
Жена плакала. Она была еще вполне хороша. Лет сорока, сорока пяти. Худая, тонколицая, с нервными руками. Сын утешал ее, хотя и у самого губы кривились от еле сдерживаемого плача. Он был высоким, крепким, красивым парнем с белокурой копной волос.
Смотреть на этих раздавленных горем людей было тяжело. Поднятые, очевидно, с постели, они вдруг оказались в центре страшной трагедии. Кое-как накинутые плащи совсем не защищали их от холода и ночной сырости. Оба дрожали, у обоих был совершенно потерянный вид.
Две черные служанки плакали в голос, чуть раскачиваясь из стороны в сторону. О чем-либо спрашивать их было бессмысленно.
— Примите наши соболезнования, — сказал Найт. — Понимаю, что это слабое утешение, но мистер Янг оставил по себе хорошую память. Если вы не против, я напишу некролог.
Жена вскрикнула, когда услыхала это страшное слово, и зарыдала.
И вот тогда Найт тихо произнес эту самую фразу:
— Мне все это не нравится…
Они с Джоном сделали несколько фотографий. Среди ночного мрака и мороси вспышки магния выглядели зловеще.
— Поехали, — сказал Найт. — Нам надо поспеть на вскрытие.
— А что тебя так насторожило? — спросил Джон, когда они ехали в анатомичку. — То есть я хочу сказать, что понимаю: это, скорее всего, убийство. Наверное, в политических целях…
— Вот это меня и насторожило. Слишком много поводов для убийства. Слишком напрашиваются выводы. Словно кто-то подсовывает нам именно версию убийства. Теперь, если окажется, что Янг умер действительно от приступа, мы же в это не поверим. Мы же будем копать и копать, как сказал Томми, пока не найдем. Нет, это все дурно пахнет.
— А если окажется, что Янга-таки убили? — спросил Джон.
— Не окажется, — уверенно сказал Найт. Но, подумав, добавил: — Впрочем, это будет еще хуже.
— А ты не перемудрил, Найт? — сказал Джон.
— Может быть. Может быть…
Джон первый раз в жизни отправлялся на вскрытие. Он представлял себе этот процесс как нечто мрачное, чуть ли не средневековое. В темных холодных подвалах окровавленный мясник режет труп. Дрожь пробирала Джона, когда он думал об этом.
Но все оказалось совсем иначе.
Большая, светлая, чистая комната, сверкающая сталь инструментов, старенький, какой-то уютный врач, подшучивающий и над собой, и над покойником.
— О, дяденька, да ты у нас при жизни ни в чем себе не отказывал. Ел и пил от души. Видишь, какая печень, Найт?
— Слушай, Марч, не надо показывать мне все это, — ответил Найт. Он был бледен. — Я терпеть этого не могу.
— А я, знаешь ли, привык. Нет, конечно, когда на столе какая-нибудь красотка, у меня тоже все внутри дрожит. Ты не смотри, что я такой старый.
— Тьфу! — в сердцах сплюнул Найт. — Как ты можешь, старый кобель?
— А сердчишко у конгрессмена действительно никуда. Ну вот, так и есть…
— Что? Что там?! — Найт даже приблизился к столу, хотя до этого держался подальше.
— А вот сам посмотри — тромб. Он у него, видать, давно сидел где-то поблизости, а тут вдруг сорвался и — все.
— Как это вдруг? Чего ему не сиделось? — спросил Найт.
— Ну, я не Господь Бог. Я — старина Марч. Я мало что понимаю в этой жизни. А ты разве знаешь, от чего помирает человек?
— Иногда, — сказал Найт. — Но ты мне поясни, в каких случаях тромб может стронуться с места?
— В любых.
— От удара кулаком?
— От удара, — кивнул Марч.
— От испуга?
— От испуга.
— А точнее?
— А точнее — просто время пришло.
Марч взял кривую иглу и большими стежками стал сшивать разрез.
Джону тоже было не по себе, хотя дурнота не подступала, как у Найта. Но само по себе зрелище было не из приятных.
Они вышли с Найтом на улицу и долго вдыхали влажный воздух полной грудью.
— Ты хочешь провести расследование? — спросил Джон.
— Нет, сейчас я хочу выпить чашку крепкого кофе и завалиться спать. Впрочем, спать не получится. Надо успеть с репортажем к утреннему номеру.
— Будешь писать?
— Придется.
— Знаешь, Найт, — сказал Джон, — тебе, наверное, уже говорили, ты отличный репортер.
— Говорили. А ты, наверное, хочешь сказать, что и сам мечтаешь стать репортером?
— Да.
— Ну и дурак, — просто сказал Найт. — Это сволочная профессия. И она не для тебя. Знаешь, почему?
— Нет. Если ты хочешь сказать…