Сын розовой медведицы

Начинались гольцы, где даже в летнее время нередко бушевали снежные метели. Одни грифы-бородачи плавно кружили в синем прозрачном небе да изредка пролетали небольшими стайками альпийские галки. Где-то в этих местах три года назад чуть не замерз Хуги

Розовая Медведица почувствовала слабость. Она глубоко и часто дышала. Разреженный воздух сказывался и на ее могучих легких. Голодная, измученная настойчивым желанием догнать своих, к вечеру она все-таки одолела перевал и очутилась в зеленой ложбине, где трава доходила ей до холки. Здесь, на проплешинах, было много сурчиных нор, и можно было наконец хорошо подкормиться.

Розовая Медведица, поглядывая по сторонам, стала искать подходящую нору. Она продралась сквозь непролазную путаницу горного гороха и вдруг в неожиданности замерла. С высокого места ей хорошо было видно, как у огромного валуна, через который перекатывался и искрился ручей, лежали, греясь в лучах ровного вечернего солнца, два ее любимых существа. Их она узнала сразу. Один - большой, косматый, с могучими лапами, другой шоколадно-темный, голый, с круглой черной головой, приклоненной к бурому лохматому боку своего спутника.

- Ху-ги-и! - выдохнула медведица, и черная голова сразу поднялась, настороженно вглядываясь в ее сторону.

Как же он вырос, этот Хуги! Он был совсем неузнаваем. Рослый, сутуловатый крепыш, чем-то действительно напоминающий медведя-годовика. Вот он поднялся во весь рост, разбудив Полосатого Когтя, и неожиданно громко, угрожающе взревел:

- У-а-а! Ах!

И тогда она еще раз, как бывало раньше, оттянула губы и позвала:

- Ху-ги!

- Ай-и-и! - вырвалось в ответ изумленное.

Радостно рявкнул и Полосатый Коготь.

Хуги налетел вихрем, даже чуть испугав ее, и, пронзительно взвизгивая, стал обнимать, тычась лицом в морду и пытаясь лизнуть в черный сморщенный нос, все время крутящийся, ловящий родной, не забытый запах своего голого медвежонка.

Полосатый Коготь и тот скулил от радостной встречи, обнюхиваясь с Розовой Медведицей.

А на голой скале неподалеку, сидя на корявом суку арчи, чудесно пела синяя птица. Она воздавала хвалу вечернему солнцу.

* * *

Семья Розовой Медведицы поднималась все выше в горы. Она шла к родным местам. Медведям незачем было торопиться, и они пробирались медленно, часто делая продолжительные остановки, обильно кормясь и отдыхая.

Ни Полосатый Коготь, ни Розовая Медведица, ни Хуги даже не догадывались, что их близко видели люди и теперь ломают головы, пытаясь понять, каким образом ребенок попал в медвежью семью.

В тот день они не ушли далеко, а лишь поднялись выше и два дня паслись на сыртах. Здесь было много сурчиных нор, поздних ягод, дикого гороха, который начал уже осыпаться. Они могли бы остаться на обильных пищей сыртах и дольше, но рано утром на третий день в горах загремели выстрелы. Никогда раньше ни Хуги, ни медведям не приходилось слышать такого трескучего грома, продолжавшегося до самого полдня, и звери поспешили бежать от него. Полосатый Коготь, пожалуй, один только и понимал, что этот гром не обычный, какой бывает во время грозы, а гром, исходивший от двуногого существа, которым он умеет кусаться на расстоянии.

* * *

Банда Казанцева, зажатая отрядом Дунды с двух сторон, билась чуть ли не до последнего человека, и только тогда остатки белоказаков сложили оружие, когда Казанцев был смертельно ранен и уже не мог управлять боем. Его все-таки успели захватить живым, привезти в Кошпал, где он и умер. А вскоре были подавлены и другие банды. В Семиречье прочно установилась Советская власть.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

1

Федор Борисович Дунда готовился к трудной экспедиции на Тянь-Шань.

Семь лет минуло с тех пор, как у перевала Коксу промелькнул перед ним дикий человеческий детеныш, играющий с медведями.

Эти годы не прошли даром. Федор Борисович окончил наконец университет, работал на кафедре, стал старшим специалистом Института мозга Академии наук СССР, опубликовал ряд научных статей и среди них статью "Психический барьер между человеком и животными". В ней он упомянул и о ребенке, которого видел когда-то на Тянь-Шане.

Статья вызвала шум в научных кругах, многочисленные отклики. Получил он письмо и от своего алма-атинского сослуживца, старого товарища по гражданской войне, аптекаря Голубцова.

Голубцов писал, что, проезжая недавно по Семиречью, столкнулся со странными слухами, будто бы в горах Джунгарского Алатау обитает загадочное человекообразное существо, изредка встречаемое местными жителями. Казахи называют его Жалмауызом1, насылающим на людей чуму, холеру и оспу.

Нет ли здесь прямой связи, спрашивал Голубцов, с описанным в статье фактом?