Сын рыбака

«Вилла Фреди» горела. Огонь быстро распространился по всей постройке, скоро обрушилась крыша, и из провалов высоко взлетали снопы искр. Поднявшийся вихрь раздувал пламя; зловещим гулом наполнилась тихая ночь, изрядные головни носились в воздухе, как хлопья пепла. Но курорт был пуст, а запоздалые дачники спокойно спали. Вскоре запылали и беседки в саду «Виллы Фреди», огонь перебросился на забор; извиваясь, как змея, он пополз по кустарнику к даче врача. Одна головня упала рядом с прачечной, ветер раздул пламя, и скоро загорелись сухие, сложенные в поленницу дрова.

Две девушки, Вильма и прислуга врача, сидели в прачечной при свете керосиновой лампы и плели из ягодника гирлянды. На следующий день должны были праздновать именины врача, и Вильма хотела сделать отцу сюрприз — украсить дачу зелеными гирляндами. Нигде больше не нашлось такого укромного уголка, как в прачечной. Закрыв ставни, девушки вплетали в длинную гирлянду один кустик за другим. Рядом, в корзинке, лежали бумажные флажки. Снаружи завывал ветер, рвал с налету ставни, все строеньице содрогалось от его порывов. Воздух в прачечной становился все тяжелее, запах гари наполнил помещение. Но погруженные в работу и оживленный разговор девушки не обращали на это внимания.

Вдруг за окном как будто засветили красную лампу, за ней другую, третью. У потолка сверкнули злобные глаза пожара, и языки пламени поползли по стенам. Загорелся, затрещал сухой ягодник, клубы дыма обволокли испуганных девушек. Они вскочили и бросились к двери, которая была заперта изнутри на ключ и на задвижку. В дыму прислуга не могла сразу разыскать ключа. Вильма метнулась к столу за лампой. Наполовину задохнувшись, ничего больше не видя слезящимися от едкого дыма глазами, она запуталась ногами в гирлянде и упала. Лампа свалилась со стола, и струя керосина облила девушку. Мгновенно загорелись волосы, и все ее тело превратилось в факел.

Наступило утро. Толпа людей сбежалась к дымящимся, обугленным развалинам. Брат Теодор говорил о божьей каре и праведном суде, настигшем нечестивых. Он обещал поговорить об этом подробнее вечером на собрании верующих. Охваченные суеверным страхом, люди говорили полушепотом. Никто не обратил внимания на скромного паренька, который проходил мимо пожарища с корзиной рыбы. Подойдя к толпе, он стал прислушиваться к рассказам. Больше всего говорили о том, как сгорели две девушки из соседней дачи — прислуга и господская дочка. Прибывшие фоторепортеры расхаживали с аппаратами.

Франц миновал толпу, потом свернул с дороги и вошел во двор. Ни один человек не вышел ему навстречу. Так же как и в первый раз, он обошел кругом дачу, поднялся на веранду, тихо проскользнул в комнату и остановился у двери. Она лежала под белым прозрачным покрывалом — обугленная, почерневшая…

Потрясенные родители склонились над трупом дочери. Долго никто не обращал внимания на Франца. Как застывший, стоял он возле дверей; лицо его подергивалось, губы растянулись в какой-то странной, глуповатой улыбке. Наконец его заметили. Врач махнул ему рукой, приказывая уйти. На цыпочках выскользнул Франц за дверь. Никто не глядел, куда он пошел; как тень, исчез он в это раннее утро.

Глава десятая ПИСЬМА И ЛЮДИ

1

Было время, когда Роберт Клява завидовал занятым людям, которые день-деньской, не зная отдыха, носятся по городу с портфелями под мышкой. А теперь, избавившись от положения безработного и участвуя в шумной деловой жизни, он чувствовал по временам такую усталость, что завидовал каждому праздношатающемуся, который может улечься где-нибудь в траве и наблюдать плывущие в голубой выси облака. Роберту хватало бы времени и на отдых и на чтение, если бы он оставил службу в конторе, но тогда бы вызвал подозрения его довольно широкий образ жизни. Служба была для него необходимой ширмой. Роберт надеялся впоследствии, когда денег наберется достаточно, самостоятельно основать какое-нибудь солидное и легальное дело.

Рано утром он обычно спешил встретиться с многочисленными клиентами контрабандного предприятия, Затем — занятия в конторе. После трех часов снова собственные дела: черная биржа, встречи в кафе, разговоры по телефону, а иногда тайные ночные поездки в Гнилуши. И все время ему приходилось жить в состоянии обостренной настороженности и страха: а вдруг кто-нибудь узнает о его делишках! Это сказывалось на нервах: Роберт стал нетерпеливым и быстро переходил от возбуждения к подавленному настроению.

За день до пожара «Виллы Фреди», возвращаясь домой с работы, Роберт встретил на улице Сартапутна, которого он не видел с прошлой осени. Тесной дружбы между ними никогда не было, поэтому и сейчас он не испытал большой радости от этой встречи. Роберт думал отделаться поклоном и пройти мимо, но Сартапутну, видимо, захотелось поговорить с ним. Ничего не поделаешь. Роберт изобразил на лице приятную улыбку и остановился на краю тротуара.

— Ты очень занят? — пожимая ему руку, спросил Сартапутн.

— Да нет, сейчас вот думаю пойти пообедать.