Сын рыбака

Другие подходили ближе и ощупывали детали мережи. Какой-то упрямец попытался разорвать петлю камеры, но безуспешно.

— Пусть их, пусть пробуют, скоро у них пропадет охота! — говорили за их спиной гнилушане. — После первой же бури одни лохмотья повиснут на тросах.

— Думают, что лососи сами придут к ним и будут искать горловину мережи, чтобы влезть туда, — смеялись другие. — Это все равно что сунуть под нос рыбе вентерь и приказать ей влезть в него.

— У кого денег куры не клюют, тому, конечно, можно пускать их на ветер, — жаловался соседям Петер Менгелис.

Никогда бы он не подумал про Оскара, что такой умница, бывалый ловец и кормщик способен на подобную глупость.

— Он еще разорит мальчишку, вот увидишь, — говорил Петер жене.

Ольге было стыдно за легкомысленного брата. Знала бы она раньше, ему пришлось бы искать пристанища в другом месте. Теперь она переносила его присутствие, как зубную боль, и когда по поселку разнесся слух, будто Оскар соблазнил какую-то сироту, а потом бросил ее, Ольга поспешила сообщить ему об этом.

Оскар и не думал оправдываться. Он опять был замкнутым и молчаливым. Но когда этот поступок с сиротою стал предметом обсуждения на одном из сектантских собраний и брат Теодор назвал его «вызовом безбожного развратника, брошенным в лицо всем честным людям», — Оскар насторожился. Он почувствовал здесь чью-то направляющую руку. Людей подстрекали против него с определенной целью.

«Гляди в оба, Оскар!» — сказал он себе.

3

Оскар съездил в местечко и заказал кузнецу несколько больших якорей. Фред изготовил буи и распорные шесты. Перед рождеством все было закончено, и готовую мережу спрятали в клеть.

Наступило рождество. Весь первый день Оскар не выходил из дому. Запершись в своей комнатке, он шагал из угла в угол, останавливался по временам у окна и вглядывался в темную морскую даль. На душе у него было тоскливо, и как он ни старался думать о предстоящих делах, мысли его все время убегали к, родному поселку. С грустью вспоминал он прошлые праздники, проведенные среди родных… Бывало, приезжают дальние родственники, с которыми удается видеться только раз в год; мужчины беседует о своих делах, женщины осматривают клеть, хлеб, скот-молодняк…

Оскар стиснул кулаками голову, чтобы прогнать навязчивые воспоминания, но они следовали одно за другим, манящие, болезненно-грустные. Он тосковал по дому. А здесь от всего веяло холодом, все казалось неприветливым. Люди здесь подавили в себе любовь к жизни и прозябали в покорном и трусливом ожидании «светопреставления», а ловкий шарлатан отравлял им души, пропитывая их мраком и мутью.

На другой день Оскара навестила гостья — с самого утра пришла Лидия.

— Вот ты где устроился, — сказала она, осмотрев убогое убранство комнатки Оскара.

— Да, здесь я и живу, — ответил Оскар. Трудно было ему сдержать радость при виде сестры: она ведь пришла из того милого мира, куда он рвался всем существом. В этот миг даже Роберт казался ему довольно славным пареньком, только разве чуть-чуть шалопаем.

Лидия присела на пододвинутую скамейку и сконфуженно улыбнулась, не зная с чего начать.

— Ну, как вам там живется? — спросил Оскар.

— Ты ведь сам хорошо знаешь, как нам может житься. Много ли отец наработает, когда его все время донимает ревматизм. Руки совсем не переносят холода; не поймешь, что за напасть. Как ты тогда ушел, мы взяли в работники Кривого Янку. Ну, это ведь не то, что свой человек. Какая ему забота, целы ли сети или порваны…

— Да еще приходится платить ему за работу, — добавил Оскар.

Лидия покраснела и сконфузилась еще больше.

— Разумеется, надо платить… — сказала она тихо. — Конечно, правда, Оскар… Тебя обижали, но разве из-за этого стоило уходить из дому?

— Это не сразу так получилось. Да, кроме того, отец сам сделал выбор, думал — так будет выгодней.

— На позапрошлой неделе продали черную корову. Стала удерживать молоко, чего же ее зря кормить целую зиму. И потом я еще одну вещь хотела сказать… — Лидия начала шарить по карманам. — Приходила к нам Залитиене, сейчас же после твоего ухода, дала мне вот это. Это, говорит, было подарено Зенте к ее конфирмации. Ей они теперь не нужны, пусть, говорит, возьмут обратно — куда хотят, туда и девают.

Лидия протянула брату часики.

Оскар стиснул зубы, чтобы не выдать овладевшего им волнения. Прошло несколько минут, прежде чем он смог заговорить:

— Так вот что она сказала… «Куда хотят, туда и девают»… И мне они тоже не нужны. Оставь их у себя, я их тебе отдаю.

— Мне? Нет, Оскар, у меня уже есть одни. Что мне делать с двумя часами? Ты сам должен знать, куда их девать.

— Тогда отдай матери.

— Разве она возьмет такую вещь? Они ведь человеку принесли несчастье.

— Ну, тогда продай их! — сердито крикнул Оскар. — Купите себе что-нибудь на вырученные деньги, а меня оставьте в покое.

— Если уж так…

Лидия еще раз попыталась отказаться, а потом все-таки сунула часы в карман.

— Значит, черную корову продали? — спросил Оскар.

— Да, удерживала молоко.

— А на вырученные деньги купили Роберту новое пальто с котиковым воротником?