Сын Сарбая

Дардаке осторожно, чтобы не расцарапать, высвободил сапожок из железных челюстей. Сапожок был новый, хорошо сшитый, платье на Зейне тоже было новым; в длинной косе блестела красивая шелковая лента. Только сейчас парнишка понял, как празднично и красиво одета его гостья. А он босой, в задранных до колен штанах, в расстегнутой рубахе….

— Возьми свой сапог, надень, — сказал он, насупившись, — и пойдем вниз, нехорошо убегать от взрослых.

— Почему нехорошо? Разве тебе не интересно, какие новости я привезла?

Дардаке не отвечал.

— Значит, правда не интересно? — обиженным голосом повторила она и, торопливо надев сапожок, поднялась.

— Ладно, не сердись, — проговорил Дардаке. — Если бы знал, что приедешь, надел бы чистую рубашку и сапоги и…

Зейна весело рассмеялась:

— И побрился бы, да? Ты уже назвал себя чабаном; вижу, вижу, воображаешь себя взрослым. Не хочешь меня слушать, совсем зазнался.

И тут Зейна взялась хохотать. Громко, раскатисто — никогда он не слышал, чтобы она так хохотала. Да, за это время его одноклассница повзрослела.

— Ой, Зейна! — воскликнул он. — Ты так стала похожа на тетю Сайраш… Тетя, тетя Зейна!

— Великий охотник, великий охотник!

…Минуту спустя они уже устроились рядком и болтали как ни в чем не бывало. Говорила больше Зейна. Дардаке только изредка удавалось вставить вопрос. Новости она привезла просто удивительные:

— Закир уже не председатель колхоза, на общем собрании его страшно критиковали. Не только мужчины — женщины тоже расхрабрились. На его место выбрали Садыка, и тот первым делом прогнал подхалима завхоза и пьяницу Мамбеткула. Теперь на молочно-товарной ферме распоряжается Алапай. Но ему скоро дадут отару овец — Садык-байке считает, что он справится. Я рада, что уйдет в горы этот Алапай — он такой грубый и, чуть что, лезет драться, уверен, что всех сильней. Но ему уже грозили, что скоро приедешь ты, и тогда…

— Куда я приеду? Думаешь, брошу отару?.. Неужели Садык-байке, неужели Алапай, неужели…

Зейна хотела ему ответить, но вместо этого вскочила и стала озираться. Вдруг она захлопала в ладоши:

— Как тут у вас красиво! И чистый воздух… А в кыштаке уже пылища и жарища… Что это там? Что это краснеет? Тюльпаны? Целое поле тюльпанов? Пойдем наберем букет… А ведь нога все-таки побаливает. Если бы ты только знал, как во Фрунзе все обожают тюльпаны, даже очень большие начальники. Мой папка перед самой войной, на первомайской демонстрации, нес меня на плечах мимо правительственной трибуны, а я держала во-от такой букетище горных тюльпанов, и меня позвали наверх и хотели, чтобы подарила первому секретарю, но я не поняла и заплакала, и он мне отдал обратно все цветы и еще подарил плитку шоколада.

— А что это такое — шоколад? — спросил Дардаке.

— Я сама забыла, помню только, что очень-очень вкусно… Не перебивай, новостей так много, что хватит на все три дня, а нам надо с тобой так много пройти…

— Куда пройти? — спросил Дардаке.

— Не куда, а что… Не смей перебивать! Ты помнишь учительницу зоологии Асию Зурбeковну?

— Конечно! На нее похожа одна из овец в нашей отаре.

Зейна рассмеялась:

— Может, и я похожа на одну из твоих овец?

— Ну а как же! — сказал он серьезно. — Не ты похожа, а на тебя похожа овца. По сходству со знакомыми людьми я узнаю многих овец и ягнят.

— Ой, какие глупости ты болтаешь! — Зейна всплеснула руками. — Наверно, хочешь меня рассмешить? Асия Зурбековна совсем не овца — она вышла замуж за председателя райисполкома.

— Неужели Садык-байке и правда теперь председатель? — спросил Дардаке. — А где же усатый, пузатый Закир?

— Стал директором МТС — пошел на повышение, взял с собой Мамбеткула. От них будет зависеть, принять тебя на курсы трактористов или нет. Но ведь ты бросил школу, а без семилетки в трактористы не берут.

— Ну и ладно, — пробурчал Дардаке.

— Что — ладно? Не воображай, что все может сойти… Мы еще поговорим, когда спустимся. Там у меня в портфеле… Неужели отказался от своей мечты?

— Трактористом не буду!

Зейна долго и внимательно на него смотрела. Так завуч школы Шаир Турсуновна смотрит, если хочет, чтобы ученик признал свою вину.

— Ты? Неужели это правда? — Зейна не могла скрыть радость. — Наверно, тут, в горах, много думал на свежем воздухе. Я бы все время думала. В такой красивой обстановке должны приходить великие мысли… Ну что ты так смотришь? Я не шучу. Мне всегда казалось, что мало быть трактористом, если ты на большее способен. Ведь Садык-байке сказал о тебе, что ты талант. Меня еще никто не называл талантливой, а все-таки я знаю, чего хочу, и обязательно добьюсь. Я очень люблю детей — эта работа мое призвание! — Она горделиво взглянула на Дардаке и повторила: — Да, призвание!

— Какая работа? Ты же не сказала, какая у тебя будет работа. Дети ведь — не работа.

— Не лови меня на слове, не придирайся. Когда человек говорит вдохновенно и волнуется, может и спутаться. Э, да что с тобой толковать! — Она махнула рукой и, прихрамывая, побежала вниз.

И он побежал за ней и все кричал:

— Осторожно, осторожно, там еще один капкан!

Она резко повернулась: