Сын шевалье

Он механически сложил обе бумаги вместе, затем подобрал ту, что выбросил несколько минут назад, и засунул ее в камзол. При этом он бормотал:

— Как сюда попал этот футляр? Давно ли он здесь? Чей он? Потеряли его или положили нарочно? А! Нечего об этом и думать.

Жеан вернулся в грот к трем товарищам. О своей находке он почему-то ни словом не обмолвился. Все проголодались — значит, было уже поздно. И вправду, на улице давно стемнело.

Приятели занялись ужином. На сундук, служивший вместо стола, поставили кувшин, наполненный вином из бочки, положили окорок, колбасу, несколько хлебов. Было у них еще множество яиц и несколько кур.

Друзья разожгли в уголке костер и решили поджарить курицу. Жеан оставил себе самую скромную роль: когда птица зажарится, приготовить яичницу. Как мы знаем, яичница всегда особенно удавалась ему.

Скоро все было готово. Жеан, скинувший камзол, потряс сковородкой с длинной ручкой и торжественно воскликнул:

— Садимся, друзья! Ну-ка, скажите, какова яичница?

И вдруг раздался громкий голос:

— Яичница дивная! Угостите-ка и меня!

Глава 51 НЕОЖИДАННЫЙ ГОСТЬ

Четверо молодых людей подскочили, как ужаленные. Никакой двери в подземелье не было, однако же некий человек непонятным образом неслышно вошел в него и, безмятежно улыбаясь, стоял теперь рядом с приятелями.

— Господин де Пардальян! — воскликнул Жеан.

От удивления он так и застыл со сковородкой в руках, не сказав даже «здравствуйте», и только поводил изумленно глазами, пытаясь угадать, как же попал сюда нежданный гость.

— Он самый! — отозвался Пардальян. В его улыбке появился оттенок насмешки — он был доволен произведенным эффектом.

— Так-то вы меня встречаете, черт вас дери? — притворно возмутился он. — Старик подыхает от голода и жажды — неужто не угостите? Какие ж вы после этого христиане? Погибнут ваши души, жариться вам на самой горячей сковородке в пре…

— Помилуйте, помилуйте, сударь! — с чистосердечным смехом прервал его Жеан. — Мы добрые христиане и души свои губить не хотим!

— То-то же!

— Простите нас великодушно! Просто мы никак не ожидали вас здесь увидеть!

— Понимаю, понимаю и прощаю охотно. Только при условии, что вы дадите мне попробовать своей яичницы — я видел, сколь любовно вы ее готовили. И еще немножко курочки — с виду она очень удалась… и вон той розовой ветчинки… да и от колбасы не откажусь.

И Пардальян звонко рассмеялся вслед за сыном. Глядя на них, три бретера тоже расхохотались во все горло. Под высоким сводом эхо разносило раскаты громового веселья…

Первым опомнился Жеан:

— Вот дьявольщина! Яичница-то стынет! Ну-ка, вы, скорей табуретку господину де Пардальяну! Разделить с вами ужин, сударь, — великая честь для нас.

Все трое наперебой бросились за табуреткой — проще говоря, подтащили к сундуку-столу еще один. На этот-то сундук и уселись Пардальян с сыном, а три приятеля расположились просто на земле. И тотчас же все пятеро яростно набросились на еду.

Пардальян заметил: Жеан ничего не спрашивает про Бертиль; не спрашивает и о том, как сам Пардальян очутился в гроте. Он понял: скромность и чувство такта заставили юношу скрыть вполне естественные, по мнению его отца, недоумение и тревогу. Тогда Пардальян поинтересовался — ласково, как говорил лишь с самыми любимыми людьми:

— А почему вы ничего не спрашиваете про мадемуазель Бертиль? Вы так спокойны за нее?

— Да, сударь. — откровенно ответил Жеан. — Раз вы тут, раз веселы и спокойны — значит, с ней все в порядке. Да и как же иначе? Ведь вы обещали позаботиться о ней… Я должен благодарить вас, но не нахожу нужных слов, чтобы выразить свою признательность.

— Оставьте, — пожал плечами Пардальян. — И признайтесь откровенно — вы заинтригованы. Вы не понимаете, как я попал в это подземелье, минуя ваш люк, как увидел, что вы жарите яичницу (кстати, превосходно)… наконец, как я узнал, что вы здесь.

— Верно, сударь, — с готовностью признался Жеан. — Только я ждал, когда вам будет угодно самому об этом рассказать.

Пардальян тихонько кивнул головой, но вместо ответа вдруг спросил:

— А как вы собирались отсюда выйти?

Жеан уже начал привыкать к странным, подчас обескураживающим манерам шевалье. Он преспокойно ответил:

— Ничего не может быть проще. Ведь вы, конечно, знаете, что отсюда наверх ведет лестница?

— Знаю.

— Вот по ней-то я и хотел выйти.

— Но эшафот полуразрушен, люк завалило. Если бы вы его открыли, вас могло бы задавить обломками здания.

— Да, конечно, пришлось бы рискнуть… Впрочем, я бы не забывал об осторожности.

— И все бы обошлось — не сомневаюсь в этом. И все-таки хорошо, что я пришел сюда. Я покажу вам более надежный путь, о котором вы не знали.

Тут только Пардальян все объяснил: ему пришло в голову проверить, удалось ли юноше скрыться, и на площади он узнал о битве при эшафоте. О встрече с Саэттой шевалье не обмолвился ни словом; не сказал он также, откуда так хорошо знает эти никому не известные пещеры.

— Что вы отсюда выберетесь, я понял сразу, — заключил он. — Но вам, подумал я, может быть, придется сюда еще и вернуться. Такого надежного укрытия, как здесь, вы нигде не найдете.