Сын Сталина

По спине Джеймса Корбетта пробежал лёгкий озноб: синие глаза лжеиндуса смотрели холодно, оценивающе. Старый охотник прекрасно знал такой взгляд: так смотрит хищник, примеряясь к жертве. Так смотрит охотник, выцеливая дичь… Он сглотнул и попытался что-то спросить, но голос куда-то пропал.

Молодой человек терпеливо ждал, а затем, не отрывая от него взгляда своих холодных глаз, налил стакан воды из сифона и коротким движением выплеснул его в лицо Корбетту.

– Пришли в себя? – спросил он, наливая второй стакан. – Выпейте воды, успокойтесь, и отвечайте на мой вопрос: какой штуцер предпочтительнее для стрельбы на пятьсот ярдов?

– Э-э-э… – Непослушной рукой майор взял со столика стакан и осушил его, лязгая зубами о стекло. – Дичь крупная?

– Ну, это – не «большая пятерка»,[103] но довольно-таки крупная… – Юноша задумался, затем пошевелил губами, словно что-то припоминая или подсчитывая. – Фунтов сто восемьдесят, я думаю, может, немного меньше.

– Антилопа? – поинтересовался Корбетт, уже окончательно приходя в себя.

Губы юноши тронула улыбка:

– Козел.

– Ну, на пятьсот ярдов. Я бы взял «Нитро Экспресс 577».[104] Тогда – гарантированно, с первого выстрела… если попадёте, разумеется.

Опять лёгкая улыбка:

– За это можете не волноваться, майор. Учителя были, знаете ли… Очень хорошие. Теперь второй вопрос: в вашем арсенале имеется такое оружие? И сразу, вдогонку – третий: оптический прицел есть? Желательно немецкий, четырёхкратный.

– Вы собираетесь забрать у меня мой штуцер? А если я вам его не отдам?

– Я заберу его в любом случае. Вопрос лишь в том, заберу я его вместе с вашей жизнью или обойдусь только штуцером, прицелом и патронами…

Джеймс Корбетт поразился. Нет, не тому, что юноша угрожал ему, а тому – как он это делал. Простым, будничным тоном, словно сообщал, что не любит намазывать тост маслом, а предпочитает мармелад.

– Штуцер висит на амиранском ковре. Второй слева. Патроны лежат в шкафу, третий сверху ящик. На пачках надпись…

– С экспансивными пулями есть? – быстро спросил юноша.

– Простите?

– Ну, разрывные.

– Ах, эти… Разумеется. Впрочем, они оболочечные, так что можете сами…

– Логично. А где прицел?

– В моем столе, в правом ящике сверху.

– Благодарю вас, майор, – юноша слегка поклонился и навьючил на себя тяжеленный длинный штуцер. – К сожалению, не могу обещать вам вернуть это замечательное оружие в целости и сохранности, но… – Он снова слегка улыбнулся. – Все мы игрушки в руках судьбы, как говаривал Шеридан. Так что не вините меня. И считайте, что вам повезло: немногие после встречи со мной могут об этом рассказать. Хотя вот именно рассказывать я бы вам не советовал.

Он как-то очень плавно, словно перетекая, переместился к выходу. И тут на майора Корбетта нашло что-то. Он вспомнил, что является офицером Британской армии. Рывком открыв ящик стола, Корбетт выхватил револьвер и…

– Вот, блин! – с чувством произнес Сашка по-русски, глядя на труп майора с торчащим в горле тонким стилетом, похожим на шип какого-то растения. – И ведь просил же его по-хорошему.

Он вытащил стилет, вытер его о скатерть и, прихватив оружие, растворился во тьме.

Два дня ушло у Белова на то, чтобы превратить громоздкий двуствольный штуцер в изящную одноствольную винтовку футуристического вида. Ещё день понадобился на то, чтобы пристрелять её. За это время несколько бойцов под командованием Сандарайя Пукалапали нашли двух кандидатов на роль убийц. Лейтенант-артиллерист и юрист из касты неприкасаемых подходили идеально: англичанин, сахиб – враг по определению, ну а неприкасаемый, понятно, требует отмены каст и готов разорвать любого, кто против этого.

На четвертый день всё было готово: Бабасахиб получил удар ножа в бок, когда совершал утреннее моление. Вместе с ним погибла вся его семья. Убийцу не нашли, и неприкасаемые заволновались: англичане не хотели искать того, кто убил их лидера?! Будь они прокляты! Тем более что в кварталах неприкасаемых тут же стало известно: убийца бросил на месте преступления нож. Прекрасный охотничий нож, с рукоятью из оленьего рога. Такие ножи в ходу только у белых.

Чтобы предотвратить мятеж, англичане в ультимативной форме потребовали от Ганди выступить и успокоить народ. И уже с утра на площадь, где была установлена дощатая трибуна, стали стекаться люди.

Желая добиться как можно большего эффекта, власти организовали прямую трансляцию выступления Махатмы Ганди по радио. Вещание шло на всю Индию…

– …Братья! События, совершившиеся за последние несколько месяцев, были крайне позорны для всех народов Индии! Если бы моё тело проткнули шпагой, я вряд ли испытывал бы больше страданий. Я бесчисленное множество раз говорил, что сатьяграха[105] не допускает насилия, грабежей и поджогов, а между тем во имя истины и свободы северяне и пуштуны сжигают здания, силой захватывают оружие, вымогают деньги, останавливают поезда, срезают телеграфную проволоку, убивают невинных людей, грабят лавки и дома, принадлежащие частным лицам.