Сын света

Египет представлял собой мечту наяву, рай, который каждый день дарил всех своими чудесами с неиссякаемой щедростью доброй матери; счастье било ключом для тех, кто умел ценить тень пальмы, мед фиников, песню ветра, красоту лотосов и запах лилий. А когда ко всему этому примешивалась страсть влюбленной женщины, больше и желать уже было нечего.

Красавица Исет решила, что завладела мыслями Рамзеса, — ее любовник был весел, искрился от радости. Их любовным играм не было конца, они зажигали друг друга, наслаждаясь обоюдным удовольствием; что до Неспящего, то он развивал свои гастрономические вкусы, поглощая яства, приготовленные кулинарами лучших семей Мемфиса.

По всей очевидности, судьба четко наметила жизненный путь обоих сыновей Сети; Шенару — дела государственные, Рамзесу — удел обывателя, хоть и выдающегося. Красавице Исет вполне подходило такое распределение ролей.

Однажды утром она обнаружила спальню пустой; Рамзес встал раньше нее. Она тут же выскочила в сад, не приведя себя в порядок, и стала звать своего любовника. Так как он не отвечал, она уже готова была потерять терпение; наконец, она нашла его: он сидел возле колодца, на траве среди ирисов, погрузившись в размышления.

— Что с тобой происходит? Ты меня так напугал!

Она опустилась на колени рядом с ним.

— Какие еще новые заботы гнетут тебя?

— Я не создан для того, чтобы вести такое существование, которое ты мне приготовила.

— Ты ошибаешься; посмотри, разве мы не счастливы?

— Такого счастья мне недостаточно.

— Не требуй от жизни слишком многого, иначе она повернется к тебе спиной.

— Что ж, такой противник мне подходит.

— Ты полагаешь, что гордость — это достоинство?

— Если она выражается в требовательности к себе и преодолении себя, то да. Я должен поговорить с отцом.

Со времени установления мира с хеттами недовольные высказывания поутихли. Пришлось признать, что Сети был прав, не развязав войну, исход которой был спорным, даже если египетская армия, казалось, была способна опрокинуть войска хеттов.

Несмотря на вызывающее поведение Шенара, никто уже не думал о той решающей роли, которую он сам себе приписывал. По словам высших офицеров, старший сын царя не принимал участия ни в одной стычке, довольствуясь наблюдением за приступами на порядочном расстоянии.

Фараон слушал и работал.

Он слушал советников, некоторые из которых были честными, отбирал информацию, отделяя зерна от плевел, и никогда не принимал поспешных решений.

Он работал в своих просторных покоях в большом дворце Мемфиса. Помещение освещали три больших окна; стены были белые, без единого украшения на них. Простая и строгая обстановка состояла из большого стола, кресла с прямой спинкой для монарха и плетеных стульев для посетителей, а также шкафа для папирусов.

Именно здесь, в тишине и покое, властитель Обеих земель размышлял о судьбах самого могущественного государства в мире, стараясь следовать путем, указанным Маат, воплощением всемирного Закона.

Тишина внезапно была нарушена страшными воплями, доносившимися из внутреннего двора, где останавливались колесницы правителя и его советников.

Подойдя к окну, Сети увидел, что один из коней взбесился: оборвав поводья, которыми он был привязан к столбу, конь носился по всему двору, угрожая зашибить всякого, кто осмелился бы к нему приблизиться. Несясь галопом, он сбил с ног одного из охранников, затем старого писаря, который не успел укрыться.

В тот момент, когда животное остановилось, чтобы перевести дух, Рамзес выскочил из-за столба и оседлал коня, сжав ему бока коленями. Конь встал на дыбы, напрасно пытаясь освободиться от наездника; побежденный, он всхрапнул и, наконец, успокоился.

Рамзес спрыгнул на землю; солдат царской охраны подошел к нему.

— Ваш отец хочет вас видеть.

Впервые Рамзес был принят в палатах фараона. Пустота залов удивила его. Он ожидал увидеть здесь необычайную роскошь, а нашел лишь почти пустую комнату, без всяких украшений. Царь сидел за столом, развернув перед собой папирус.

Не зная, как себя вести, Рамзес застыл в нескольких шагах от отца, который не предложил ему сесть.

— Ты очень рисковал.

— И да, и нет. Я хорошо знаю этого коня, он не злой, просто перегрелся на солнце.

— И все-таки это было опасно. Моя охрана справилась бы с ним.

— Я думаю, что сделал как надо.

— Чтобы обратить на себя внимание?

— Ну…

— Будь искренен.

— Обуздать вздыбленного коня дело не из легких.

— Должен ли я заключить из этого, что ты сам подстроил это происшествие, чтобы извлечь из него выгоду?

Рамзес покраснел от возмущения.

— Отец! Как вы можете…

— Фараон должен быть стратегом.

— Вам бы понравилась подобная стратегия?

— Принимая во внимание твой возраст, я усмотрел бы в этом двуличие, которое не слишком хорошо повлияло бы на твое будущее. Однако твой ответ убедил меня в твоей искренности.

— И все-таки я искал случая поговорить с вами.

— О чем?

— Когда вы отправлялись в Сирию, вы упрекнули меня в неспособности сражаться как солдат. В ваше отсутствие я восполнил этот пробел; сейчас я назначен офицером.

— Звание, добытое в жестокой схватке, как мне сказали.