Сын Тарзана

Берроуз Эдгар Сын Тарзана

I ЗАГАДОЧНАЯ ОБЕЗЬЯНА

Шлюпка с парохода "Марджори В" неслась по течению широкой реки Угамби. Сидевшие в ней отдыхали: им приходилось много грести против течения, и они были рады, что теперь лодка несется сама, не требуя их усилий. Внизу в трех милях отсюда, стоял на якоре их пароход, готовый пуститься в плавание, как только они пристанут к нему, поднимут шлюпку и укрепят ее на боканцах.

Люди, находившиеся в лодке, либо дремали, либо лениво беседовали. Вдруг все они встрепенулись и стали вглядываться в северный берег реки. Оттуда к ним донесся чей-то хриплый, визгливый голос, и вскоре они увидели какое-то подобие человека, простиравшего к ним тощие руки.

— Что за черт! — крикнул один из матросов.

— Белый человек! — сказал помощник капитана. — Налягте на весла, ребята, пристанем к берегу и посмотрим, чего ему надо?

Подойдя к берегу, они увидели какое-то страшное худое существо с жидкими седыми, сильно взлохмаченными волосами. Костлявое, хилое, согбенное тело не было прикрыто одеждой, и только на бедрах висела какая-то тряпка. По впалым, изъеденным оспой щекам струились обильные слезы. Этот живой скелет бормотал что-то невнятное на каком-то странном наречии, которого никто не понимал.

— Должно быть, русский, — соображал помощник капитана. — Не иначе, как русский… Эй, ты! Умеешь говорить по-английски?

Да, он умел говорить по-английски. Но он запинался, подыскивал слова, словно уже много лет не говорил на этом языке. Он умолял моряков увезти его из этой ужасной страны.

Очутившись на пароходе, незнакомец рассказал своим спасителям, как он дошел до такого ужасного состояния и сколько в эти последние годы он вынес лишений и мук. О том, как он попал в Африку, он умолчал, предоставляя им думать, что у него изгладились из памяти все те обстоятельства, которые предшествовали его страдальческой жизни. Он даже не сообщил им своего настоящего имени и назвался Михаилом Савровым, да и не было никакого сходства между этой жалкой развалиной и тем мужественным, но беспринципным Алексеем Павловым, каким мы знали его в прежние годы.

Прошло уже десять лет с тех пор, как Алексей Павлов спасся от участи, постигшей его друга, преступного Рокова. В течение этого времени Алексею Павлову не раз приходилось завидовать Рокову: последний, находясь в могиле, забронирован от ударов судьбы, между тем как ему, Алексею, жизнь наносит такие обиды и раны, которые хуже смерти. Смерть словно нарочно щадила несчастного.

Когда Павлов увидел, что звери Тарзана вместе со своим диким вождем напали на корабль "Кинкэд", он бросился искать спасения в джунглях. Его страх перед Тарзаном был так велик, что он забрался далеко-далеко, в самую густую, непроходимую чащу, и в конце концов попал в руки разъяренных людоедов, которым много пришлось пострадать от зверской жестокости Рокова. Странная прихоть вождя этого племени спасла Павлова от смерти, но сколько страданий и пыток он вынес!

Десять лет он был мучеником целой деревни; женщины и дети колотили его и швыряли в него камнями, а воины кололи копьями и калечили. Самые злые лихорадки одна за другой подтачивали его организм. И все же ему не удалось умереть…

Оспа вонзила в него острые когти и оставила страшное клеймо у него на лице. Он сделался таким уродом, что родная мать не могла бы узнать его. Его лицо словно покрылось отвратительной маской. Клочки желто-белых волос — вот и все, что осталось от его густых и черных локонов. Его скрючило, словно дряхлого старика, руки и ноги у него стали дрожать, походка сделалась неуверенной, старческой. Зубы во рту исчезли — они были выбиты кулаками его диких владык. Даже его рассудок представлял из себя жалкую пародию на тот яркий и смелый ум, которым когда-то отличался Павлов.

Моряки взяли его на корабль, ухаживали за ним, кормили его. Он стал немного бодрее и почувствовал себя лучше, но наружность его осталась все та же: такой же бывший человек, растоптанный и исковерканный жизнью.

Ему еще не было сорока лет, но казалось, что ему не меньше восьмидесяти.

Никакой жажды мести не осталось в сердце у Алексея Павлова, только тупая ненависть. Ненависть к человеку, которого он и Роков неудачно пытались погубить; ненависть к покойному Рокову, потому что Роков заставил его перенести столько ужасов; ненависть к полиции двух десятков городов, от которой он должен был скрываться; ненависть к закону, ненависть к существующему строю, ненависть ко всему… Каждая минута его жизни была напоена болезненной злобой, и его умственные способности подверглись такому же разрушению, как и его тело, испепеленное злобой.

У него было мало общего, или, вернее, у него ничего общего не было с теми людьми, которым он был обязан своим спасением. Он был слишком слаб и не мог работать; он был слишком угрюм и не мог составить веселое общество; в конце концов, его предоставили себе самому.