Сын цирка

Во время своих проездов туда-сюда карлик одним из первых заметил перемены в Бомбее – он их отмечал собственными глазами. Исчез постер самого известного клиента карлика – образ невероятного Инспектора Дхара, к которому привык Вайнод и весь Бомбей, – все эти огромные щиты и панели над головой с рекламой фильма «Инспектор Дхар и убийца девушек в клетушках». Красивое лицо Дхара с небольшим кровоподтеком, порванная белая рубашка, открытая на мускулистой груди; хорошенькая растерзанная молодая женщина, свисающая с сильного плеча Дхара; и всегда – отливающий сталью полуавтоматический пистолет в его твердой правой руке. На тех же самых местах по всему Бомбею появился совершенно новый постер «Инспектор Дхар и Башни Молчания». Вайнод подумал, что узнаёт на этом постере только полуавтоматический пистолет, хотя и усмешка Инспектора Дхара была более чем знакома. На сей раз молодая женщина, перекинутая через плечо Дхара, была явно мертвой – и еще более явным было то, что она хиппи с Запада.

Это было единственное безопасное время, чтобы расклеить плакаты. Если бы народ не спал, то, несомненно, напал бы на расклейщиков. Старые плакаты в районе борделей были давно уничтожены; сегодня проститутки не тронули расклейщиков, поскольку, скорее всего, были рады, что «Инспектора Дхара и убийцу девушек в клетушках» заменяют новым оскорблением – на этот раз кого-то другого.

Однако при ближайшем рассмотрении Вайнод отметил, что новый плакат не очень-то отличается от старого. Поза молодой женщины, висящей через плечо Дхара, была той же самой, не важно, жива она была или мертва; и снова, хотя и не там, где прежде, на твердом красивом лице Инспектора Дхара был кровоподтек. Чем дольше Вайнод смотрел на новый плакат, тем больше он обнаруживал сходства с предыдущим; карлику показалось, что на Дхаре та же самая рваная рубашка. Это, возможно, объясняет, почему карлик лишь более чем через два часа разъездов по Бомбею осознал наконец, что мир ознаменован рождением нового фильма об Инспекторе Дхаре. Вайноду не терпелось увидеть его.

А вокруг в районе красных фонарей кишмя кишела необъяснимая жизнь – со своими сделками, со своим предательством и страхом, со своим скрытым от глаз насилием, – во всяком случае, такой она представлялась возбужденному карлику. Единственное, о чем можно было сказать с полной уверенностью, – это что в Бомбее никто, сколько бы там ни было публичных домов, – действительно никто – не трахал козу.

15 Брат-близнец Дхара

Старые миссионеры заснули

На той же неделе между Рождеством и новым, 1990 годом, когда первый американский миссионер должен был явиться в приход Святого Игнатия в Мазагаоне, все тамошние службы готовились к празднику. Храм Святого Игнатия был достопримечательностью Бомбея, ему вскоре исполнялось сто двадцать пять лет, и все эти годы приход нес свою духовную и светскую службу без помощи какого-то американца. Обязанности по руководству приходом были возложены на трех человек, и они преуспели в этом почти как Святая Троица. Настоятель, отец Джулиан, – шестидесяти восьмилетний англичанин; старший священник, семидесяти двухлетний отец Сесил и к тому же индиец, и брат Габриэль семидесяти пяти лет, покинувший Испанию после Гражданской войны, представляли собой триумвират власти, в которой редко кто сомневался и которую никто никогда не отвергал. Все трое были также единодушны в том, что святой Игнатий может продолжать служение человечеству и Царствию Небесному без помощи какого-то там американца, однако он был им все же предложен. Вообще-то, они предпочли бы индийца или по крайней мере европейца, но, поскольку средний возраст этих трех мудрых людей составлял семьдесят один год и восемь месяцев, их привлекал один аспект в этом, как они его называли, «юноше»-схоласте. В свои тридцать девять лет Мартин Миллс не был ребенком. Только доктор Дарувалла мог бы счесть «юного» Мартина неподобающе старым для человека, который еще лишь учится на священника. То, что так называемому схоласту почти сорок лет, не сильно смущало отца Джулиана, отца Сесила и брата Габриэля, однако они разделяли убеждение, что значение 125-летнего юбилея приуменьшено их обязанностью принять бывшего калифорнийца, который вроде как любит гавайские рубашки.

Об этом забавном чудачестве они узнали из досье Мартина Миллса, в котором были самые лестные рекомендации. Однако отец настоятель сказал, что когда речь идет об американцах, то надо читать между строк. Он указал, например, на то, что Мартин Миллс явно избегал родной Калифорнии, хотя нигде в досье об этом не было ни слова. Он получил образование в других штатах США, а преподавал в Бостоне, от которого до Калифорнии далековато. Это, говорил отец Джулиан, ясно указывало на то, что Мартин Миллс из неблагополучной семьи. Вероятно, он избегал либо своей матери, либо отца.