Сын цирка

Такси мчалось сквозь тлеющую вонь ночной тьмы, но тьма никогда не пугала Мартина Миллса. В толпе он мог испытывать беспокойство, но чернота ночи не угрожала ему. Ему также не приходило в голову, что он подвергает себя опасности. Он размышлял о несбывшейся мечте Средневековья – вернуть Христу Иерусалим. Он думал о том, что паломничество святого Игнатия Лойолы в Иерусалим таило в себе бесконечные опасности и несчастья. Попытка завоевания Игнатием Святой земли кончилась провалом, поскольку ему пришлось покинуть Иерусалим; и все же в святом не угасало желание спасать грешные души. Целью Игнатия всегда оставалось служение воле Божьей. И в связи с этим совершенно не случайно «Духовные упражнения» начинались с яркого описания ада во всем его ужасе. Страх перед Господом был очистителен; для Мартина Миллса уже давно это было так. Чтобы увидеть в мистическом экстазе и пламя ада, и единение с Богом, нужно было лишь следовать «Духовным упражнениям» и обращаться к «внутреннему зрению», ибо для миссионера не было сомнений, что только оно обладает наибольшей ясностью.

– Труд и воля, – громко сказал Мартин Миллс. Это было его кредо.

– Я сказал: трахал я твоего Иисуса, и тебя трахал! – повторил таксист.

– Благословляю тебя, – сказал Мартин. – Да, тебя. То, как ты ведешь себя, на то воля Божья, хотя ты и не ведаешь, что творишь.

Больше всего Мартин восхищался памятной встречей Игнатия Лойолы с мавром на муле и их последующим спором о Пресвятой Богородице. Мавр сказал, что готов был поверить, будто Богородица зачала без мужчины, но он не может поверить, что после родов она осталась девственницей. Расставшись с мавром, молодой Игнатий подумал, что он должен догнать мусульманина и убить его. Он считал своим долгом защитить честь нашей Пречистой Девы. Грубо и недопустимо было рассуждать о послеродовом состоянии лона Богородицы. Как всегда, Игнатий положился в этом случае на Божью волю. На развилке дороги он бросил поводья, дав мулу самому выбирать путь. Если бы животное последовало за мавром, Игнатий догнал бы и убил неверного. Но мул выбрал другую дорогу.

– И трахал я твоего святого Игнатия! – выкрикнул таксист.

– Мне нужно к Святому Игнатию, – спокойно ответил Мартин. – Но вези меня куда хочешь. – Миссионер верил, что, куда бы они ни поехали, на то есть воля Божья. Мартин Миллс был просто невольным пассажиром.

Он подумал об известной книге покойного отца де Мелло «Восточные практики для христиан»; многие из рекомендованных там упражнений не раз помогали ему в прошлом. Например, было упражнение, касающееся «исцеления от пагубных воспоминаний». Всякий раз, когда Мартин Миллс испытывал стыд за своих родителей или за то, что, как ему казалось, он не способен любить их, прощать и чтить, он дословно следовал совету отца де Мелло: «Обратись к какому-либо неприятному событию»; таковые нетрудно было вспомнить, но выбирать из этих ужасных событий всегда представлялось архисложным. «Теперь представь себя перед распятием Христа» – да, в этом можно было черпать определенные силы. Даже все темные стороны Вероники Роуз бледнели перед таким страданием. Даже саморазрушение Дэнни Миллса казалось пустяком. «Продолжай переключаться с неприятного для тебя события на сцену страданий Христа на кресте» – и Мартин Миллс годами занимался таким переключением. Отец де Мелло был его героем. Он родился в Бомбее и до самой своей смерти руководил Институтом пастырского наставничества «Садхана» (близ Пуны). Это отец де Мелло вдохновил Мартина поехать в Индию.

Теперь, по мере того как всеобъемлющая тьма отступала перед огнями Бомбея, стали видны силуэты спящих на тротуарах людей. Лунный свет отражался от вод бухты Махим. Мартин не уловил запаха лошадей, когда такси пролетало мимо ипподрома Махалакшми, но он мог видеть темный силуэт мавзолея Хаджи Али; стройные минареты выделялись на фоне Аравийского моря, сверкающего рыбьей чешуей. Затем такси повернуло в сторону от освещенного луной океана, и миссионер увидел, как возвращается к жизни спящий город, – если только вечную сексуальную активность Каматипуры можно было хоть отдаленно считать жизнью. Миллс никогда не знал такой жизни – ничего подобного он даже представить себе не мог, – и он молился, чтобы мелькнувший поодаль мусульманский мавзолей не стал последним священным сооружением, которое ему суждено увидеть в отведенное ему время на этой грешной земле.

Он видел, как бордели заняли все пространство между маленькими переулками. Он видел одуревшие от секса лица мужчин, выходящих из «Мокрого кабаре»; последнее шоу закончилось, и повсюду шатались мужчины, которым было пока не добраться до дому. И только Мартин Миллс подумал, что столкнулся с гораздо большим злом, чем святой Игнатий Лойола на улицах Рима, как таксист повернул и направился к еще более мрачному кругу ада. Внезапно Мартин увидел тех самых проституток в жилых клетушках на Фолкленд-роуд.

– Наверняка девчонки в клетках с удовольствием посмотрят на тебя! – рявкнул Бахадур, видящий себя в роли обвинителя Инспектора Дхара.