На ходу выпрыгнул из кареты, разобрав смену темпа ударов копыт. Хлопнул дверцей, сочно кого-то выругал. Кортэ не стал поднимать шторку и следить за приятелем, угадывая, что именно его отвлекло. В пухлом брюхе мешка даже после извлечения ножа что-то таинственно поскрипывало и позвякивало. Сын тумана запустил руку в холщовую утробу, хмыкнул и добыл башмаки. Женские, без длинных загнутых носов и иных нелепых украшений, так ценимых знатными доньями, тайно мечтающими затмить саму королеву. Как будто умницу Изабеллу можно превзойти. Кортэ тихонько рассмеялся и мысленно добавил: как будто её, такую кроткую и набожную под настроение, допустимо злить… Аше повертела обувь в руках, приложила подошвой к стопе и решительно замотала головой, отказываясь даже примерять. Пришлось снова шарить в отощавшем брюхе мешка, выуживая добытые предусмотрительным Иларио толстые кожаные подошвы с ремешками: такие носит народ победнее.
Аше отобрала мешок и решительно вытряхнула его весь. Взвизгнула, вцепилась в длинное полотнище шерстяной ткани, узорной, многоцветной, украшенной вышивкой и мелкими деревянными бусинками.
– Хороший друк! – снова похвалила она Иларио, не желая расставаться с добычей.
Нащупала под тканью черный бок ларца – того самого, с договорами кебшей, Кортэ сразу его распознал и поежился. Аше откинула крышку, презрительно фыркнула, рассматривая ленту на невскрытом договоре.
– Наше письмо, украденное и убитое ложью. Я тебе сказала сразу, трусы пишут не кровью, а обманом, – обозлилась маари. Пальцем провела над лентой. – Много ошибок. Мало силы. Тут и тут прорехи. – Она ловко вспорола кончиком ножа нитки в нескольких местах, и завязка рассыпалась лохмотьями. – Вся сила ушла. Хочешь, разорви. Этим думали удержать моего могучего льва? Они глупые!
Маари сама порвала бумагу, глянула на Кортэ, хищно сощурилась и рванула лист снова. Бросила на пол кареты. Повела пальцами над вторым, чуть помрачнела.
– Хорошо, не трогали. Не жгли. Слабое письмо, но позже много добавлено. Не людьми. Пусть лежит. Это будет мое, хорошо?
Кортэ безразлично хмыкнул, и, поскольку маари ждала более отчетливых подтверждений, добыл из кармана обрывок бумаги, оцарапал себе руку и написал второе распоряжение за день: числить собственностью женщины маари листок с договором кебшей, подписанный Вионом, поскольку это важно для изгнания твари.
Библиотекарь распахнул дверцу и, пойманный Кортэ под локоть, впрыгнул в карету на ходу. Передал Аше серебряный кувшинчик, пузатый, плотно заткнутый пробкой, оплетенный добротными кожаными ремешками и снабженный длинной петлей. Женщина кивнула, схватила, осторожно открыла – и опять завизжала… Кортэ ощутил приступ беспричинной злости и нахмурился, крепко подозревая себя в готовности ревновать ящерку ко всем на свете.
– Соль, – восхищалась Аше, слюнявя палец и макая в кувшинчик, облизывая и снова макая. – Много. Хорошо.
– Теперь к склепу, сразу и без остановок, – морщась от собственной категоричности, выговорил Иларио, влепил кулак в переднюю стенку кареты и заорал на кучера. – Эй, ты не сдох? Почему тащимся, как будто патор выделил нам кляч?
– Значит, дело плохо, – глубокомысленно предположил Кортэ.
– Эта дрянь сильна. Все, что мы умеем, бесполезно, – признал Иларио. Виновато ссутулился и снова уставился в пол. – Мы даже дозволили Абу и его людям танцевать это их еретическое, ну, ты знаешь: у них есть особый орден. Посвященные их – вроде плясуний, верят в ветер и кружатся без конца, испрашивая благодать высших сил. В чумном городе, как ты рассказывал, помогло.
– Как же, было дело! Там справился Оллэ, – отчасти согласился Кортэ. – Они разве что чуток помогли, а вот Факундо был хорош, он сделал должное.
– Я на рассвете добыл из подвала кебшей, приволок к склепу. Они как увидели… В общем, не того они желали. Не ту тварь от корней Башни тянули, надеясь заполучить силу.
Аше перестала жадно поглощать соль, старательно уплотнила пробку, повесила кувшинчик на шею, облизнулась в последний раз и дернула сына тумана за руку.
– Пусть говорит, – важно велела женщина. – Камни там темные?
Иларио выслушал перевод, кивнул, выудил из крепления у стенки кувшин с разбавленным вином и вежливо, с поклоном, передал Аше. Пока она пила, подробно рассказал, как меняли цвет камни склепа. Затем женщина потребовала рассказать о поведении ветра, о тучах, о траве, о снах и настроении людей, побывавших близ опасного места. Некоторые вопросы было трудно понять самому Кортэ, иные едва разбирал по переводу Иларио. Ответы он порой не мог дать: на явления, важные для маари, никто не обращал внимания, сочтя их мелочью или случайностью.
– Цветы завяли вчера, – в пятый раз уточнила Аше. – Столько локтей от камня?