Кортэ ободряюще подмигнул бледному, готовому расплакаться, ощущающему всеобщий обман Виону – и захлопнул дверь. Снова подмигнул, уже королеве: наблюдение чужих интриг оказывало на её величество не менее целительное действие, чем лекарские усилия Абу. Отметив улучшение состояния Изабеллы, Кортэ сел на прежнее место, звучно хлопнул себя по бедрам и расхохотался.
– Черт… простите, патор. Но я тронут, пробрало аж до печенок. Если б его величество не был страстно влюблен, стал бы он выеживаться. Отрадно видеть, что в стране всё ладно, а устои семьи незыблемы, даже и во дворце.
– Мы обсуждаем цену, – уперся король, старательно глядя в окно и по всему видно – чувствуя себя мальчишкой, страдая от нелепого положения и не имея сил обернуться.
– Как же, ну да… Цена простая. Я желаю, чтобы вы, никому не сказав ни единого слова, то есть исключительно тайно, прямо теперь последовали за мной. Допустим… да: переодевшись в наряд мирзы Абу, так никто не разберет лица. Вы станете свидетелем всех нитей гнусного заговора, средоточием коего и является нэрриха Вион. Я, как верный служитель ордена краснозадых… Ох, простите, Постигающих свет.
– Мне уже трижды давали знать, сколь ты изрядно сквернословишь в обители и поясняли, что сия зараза быстро пристает к братии, – мерным тоном выговорил патор. – Известно доподлинно: язык твой особенно червив и гнилостен во злобе, азарте и пьянстве, то есть грехи велики и множественны… брат Кортэ.
– А я покаюсь, – пообещал нэрриха.
– Цена странная, и полагаю, неполная, – отметил король, все же поворачиваясь лицом в комнату. – Что ещё?
– Как вы мудры, сразу раскусили подвох, – хмыкнул Кортэ. – Ещё я желаю хотя бы до нового лета запретить любое ростовщичество в столице и окрестностях всем без изъятия… кроме брата Кортэ и его поверенных. Польза нам от такого дела взаимная: если, скажем, короне потребуется золото, обещаю ссудить втрое выгоднее, чем вы занимаете теперь.
– Казна короны полна, – насторожился Бертран.
– Давайте я перечислю всего лишь даты, не касаясь тонкого вопроса о суммах. Три недели назад у мерзавца с улицы Благолепия, да ещё ночью, – спокойно указал Кортэ, отгибая большой палец. Подмигнул королю. – Пять недель назад, аккурат в постный день у…
– До весны, а вернее, до завершения зачинного поста, – покривился и выдавил Бертран, обрывая поток обличений. – Но завтра же утром я оглашу указ, и казнь Виона состоится немедленно.
Король резко дернулся, глядя на жену и надеясь прочесть нечто важное на её лице. Изабелла лениво хмыкнула и подмигнула Кортэ, отмечая успех его торга. Тот расцвел, принялся поправлять дырявую рубаху, отряхивать пыль и полировать рукавом пряжку пояса.
– Кортэ, прежде вы не являлись во дворец столь неподобающе одетым, – шепнула королева.
– Умнею, – скромно потупился нэрриха, сразу же покосился на патора. – Я вступил в орден и стремлюсь стать образцом смирения, кротости и благости.
– Самое страшное – что именно образцом, – отметил Факундо.
– Утром, – повернулся Кортэ к королю, который снова гневался из-за недостатка внимания к своей персоне, – именно утром, я слышал. Если вы изволите составить и огласить указ.
– Если? – Бертран заподозрил подвох.
– Не могу ведь я рубить головы без высочайшего соизволения, – усовестил короля праведный брат Кортэ, свершил знак замкового камня, чинно сложил руки на коленях и снова обернулся к патору. – Ваше высокопреосвященство, первой же ночью после отъезда из столицы я слышал некий разговор. Увы, не успел перехватить тех, кто вел его, злодеи скрылись. Эти люди утверждали, что патор либо примет их сторону, либо окажется под угрозой. Вот полный текст той беседы, прошу прощения за его обрывочность, записал, как расслышал… Умоляю вас, берегите себя и пока что полагайтесь на багряных братьев, обученных при моем скромном участии. Вот хоть исповедник Тэо. Очень прямой человек, ничуть не склонный к обману.
– Ваш однорукий святоша, – поморщился король, – был опознан рядом с нэрриха Альбой, когда последний выкрал шелудивого пса Эспаду из-под топора палача. Дурная рекомендация.
– Дурное дело – резать горло псам, а не волкам. – Кортэ стал серьезен и глянул на короля отчетливо зло. – Разве во всей гнилой столице есть теперь хоть один человек, преданный вам не из страха, выгоды или привычки? Псы, мой король, есть редчайшая порода зверья по дворцовым меркам. Тут в коридорах тесно от баранов, жеребцов, ядовитых змей и драных павлинов. Любого под топор – во славу Мастера… Но вы согрешили, вы предали своего единственного верного пса. Хорошо, что он не издох еще до казни. Как я полагаю, сердце брошенных хозяевами псов может лопнуть от боли.
– Утром я проповедовал на ту же тему, но без успеха, – отметил патор, наблюдая за лицом короля. – Церковь учит нас стилю иносказательному, изрядно витиеватому… Но душу грешника пожалеть куда труднее, чем готовое лопнуть сердце пса.