Сын Валленрода

— Благодарю!.. За Венгрию… За отдельное венгерское подразделение… — Он не успел договорить. Самуша в этот момент, вероятно, заметил что-то за окном, так как, подбежав к нему, согнулся над подоконником и замер. Станислав также рванулся из-за стола и встал за Самушей.

В полукилометре отсюда из-за поросшего редким сосняком холма появилась темная громада паровоза. За ним по высокой железнодорожной насыпи тянулась, неторопливо извиваясь, длинная дугообразная змейка вагонов. Она проползла по видимой из окна части полотна и исчезла за следующим холмом. Самуша повернулся к Станиславу. Не глядя на него, он осушил стакан до дна и швырнул его за окно. За дверью снова раздался громкий хохот картежников. Над бугром вился нежно-белый дымок невидимого паровоза. Наконец он снова вынырнул прямо у моста. Въехал в его первый пролет. Вагоны, словно проявляя чрезмерную осторожность, по одному втягивались в узкий проход между железными фермами моста.

Им показалось, что они слышат перестук колес по висящим над рекой шпалам. Еще несколько десятков метров… Тяжелая туша паровоза приближалась к противоположному берегу. Какие-нибудь две-три секунды — и он окажется на другой стороне. Вдруг над мостовыми быками взметнулось пламя. Мост осел, как сдвинутая с опор перекладина, и рухнул вниз. Поезд на мгновение замер. Паровоз полсекунды как бы сопротивлялся увлекающей его вниз тяжести вагонов, но вот вся эта железная змея ринулась по наклонной вниз, свертываясь в груду громоздящихся друг на друга вагонов. Прежде чем они услышали первый взрыв заложенной взрывчатки, вагоны начали разрываться на части один за другим, как колоссальная связка гранат. Посыпались выдавленные ударной волной оконные стекла, а с потолка барака белая пыль. Она густо покрыла волосы, брови, мундиры.

От реки накатывался непрерывный грохот. Наконец все утихло, замерло как в глухую ночь. Над взорванным мостом в безоблачное небо тянулся подхватываемый ветром дым. Неожиданно дверь в комнату распахнулась, и на пороге выросла фигура покрытого пылью, бледного от ужаса унтер-офицера. Тыча рукой в окно, он что-то быстро говорил срывающимся от волнения голосом. Самуша гневно оборвал его на полуслове. Докладывать не надо. Он сам видел, что произошло. Отправив унтер-офицера с каким-то поручением, Самуша снял с вешалки плащ, надел его, тщательно застегнул все пуговицы.

— Я готов выполнять ваши приказы, господин… господин Дроппе. Я велел собрать людей со всех постов. Я не могу оставить здесь тех, кто заступил в наряд. На это потребуется время… Черт бы вас побрал! Не могу видеть вашу довольную физиономию. Что я должен делать с автоматическим оружием?

— Прикажите грузить его на ваш вездеход. Мы оба в нем поедем. И… и я прошу вас мне верить. У меня нет причин к самодовольству. Я много бы дал, чтобы находиться сейчас совсем в другом месте. В тот момент, когда я вел здесь с вами переговоры, немцы арестовали очень близкого мне человека. Из-за вас я не смог помочь ей. Поверьте, сегодня у меня один из самых безрадостных дней.

Венгр посмотрел на Станислава в недоумении. В его беспокойных, хаотичных мыслях не оставалось места для чужих забот.

Когда они вышли из барака, солдаты садились по машинам. На соседнем дереве, галдя, устраивались только что всполошенные, но уже в наступившей тишине утихавшие скворцы.

Текст зашифрованной телеграммы гласил:

Руслану. Подтверждаю прием вашего донесения Альтенберга Станислава первым самолетом отправить в Москву. Профессор.

X

Люк открыли, когда самолет сделал третий круг. Воздушный поток резко ударил прямо в лицо, от шума двигателя заложило уши, выпускающий дал команду, но Станислав не разобрал и, оттолкнувшись изо всех сил ногами, отделился от самолета. Ураганный ветер подхватил его и понес как соломинку. Какое-то время Станислав летел, будто им выстрелили из рогатки, после чего начал стремительно падать вниз. Секунда, две, еще чуть ниже — рывок! Станислав дернул кольцо парашюта. Его рвануло раз, еще раз, шелковые стропы натянулись как струны, начался спуск. Его относило чуть в сторону, к темнеющим внизу верхушкам деревьев.

Манипулируя стропами, он выправил направление полета и вскоре коснулся земли. В момент приземления почувствовал острую боль в лодыжке. Неудачное приземление. Нет-нет, он вовсе не суеверен. Просто теперь будет труднее передвигаться. А сейчас, как никогда, он должен быть в отличной форме. Какая дьявольская боль!

Раскрытый купол парашюта осел, сморщился, словно огромный проколотый воздушный шар. Погасив парашют, Станислав расстегнул на груди «карабин» и свернул шелестящий шелк. В каких-нибудь ста пятидесяти метрах от него, на противоположном конце поляны, спустился второй парашют. Прихрамывая, Станислав направился к нему.