Сын Валленрода

Несмотря на серьезные мины докладывающего и начальника, принимавшего этот необычный рапорт, все разразились смехом. Далее торжество пошло своим обычным чередом. Только присутствие трех немецких солдат, распевавших вместе со всеми «Не бросим мы земли исконной…», вопреки всей очевидности этого факта казалось чем-то неправдоподобным.

Однако следующий день принес гораздо менее приятный сюрприз.

Утром к дому Альтенбергов подъехала двухколесная тележка. Раздался стук в дверь, и вошел герр Курц с двумя грузчиками. Он с погасшей сигарой в зубах, те двое — с брезентовыми лямками через плечо. Явились они раньше условленного часа, что вызвало в доме небольшой переполох. Мать бросилась к старому буфету и начала торопливо освобождать его. Станислав и Кася поспешили ей на помощь. Они снимали с полок тарелки, чашки, кружки, кастрюли, стеклянные банки, кухонную утварь — вещи необходимые и бесполезные, но словно бы прижившиеся в бездонных недрах этой дубовой громадины, — второпях рассовывая их где попало. Немец наблюдал за этой лихорадочной сценой немного опешивший и словно бы сконфуженный.

— Ну и как, фрау Альтенберг, — заговорил он, когда мать, уже не находя места для посуды, остановилась в растерянности, — все еще не хотите внять моему совету?

— Вы не первый мне советуете, — сухо возразила Вероника. — Лучше иметь собственное мнение.

Грузчики с лямками стояли у стены, в молчаливом ожидании изучая резные карнизы и колонки наполовину опорожненного буфета, а герр Курц несколько нервным движением достал спичечный коробок и долго в нем копался, пока не счел, что в данный момент курить неудобно, закрыл его и снова сунул в карман.

— Собственное мнение… Я знаю, какое у вас собственное мнение. Вы все еще надеетесь, что Бойтен отойдет к Польше. Что вы возьмете упорством этих немцев. Но Польша никогда сюда не вернется, фрау Альтенберг. Здесь великая Германия, и для поляков нет места. Я говорю от чистого сердца, а не потому, что вас выгоняю. Польша за границей, и туда вы должны ехать. Ради собственного блага и блага всего вашего семейства.

Станиславу кровь ударила в голову. С языка уже готов был сорваться резкий ответ, но Вероника опередила сына.

— Герр Курц… Я вам продала буфет за деньги, не за советы.

Немец с важным видом потянулся за кошельком, небрежно отсчитал причитающуюся ей сумму и, найдя свободное местечко на столе, загроможденном кастрюлями, положил отсчитанные банкноты.

— Немцы не любят быть должниками, — сказал он. — Но я всегда буду чувствовать себя в долгу перед вашим супругом.

Мать удивленно вскинула брови.

— Перед моим супругом? Почему?

— Ибо я, уважаемая, как немец, считаю неправильным, что вас лишили пенсии. Ваш муж отдал жизнь за кайзера Вильгельма, и Германия обязана платить вам до конца жизни. Как видите, у меня тоже есть собственное мнение. И я никогда его не изменю. Говорю это при свидетелях, вот они стоят, — он показал на молчаливых грузчиков. — Ваш муж был порядочный человек и хороший ремесленник. Если бы жил… о, напрасно я о нем вспомнил. Еще расплачетесь. Но скажу о другом… Кое-кто, фрау Альтенберг, на меня в претензии из-за вашей дочери. Постоянно допытываются, почему не беру на работу в магазин какую-нибудь немку. И знаете, что я отвечаю? Это дочь солдата кайзера Вильгельма. Ее отца убили французы. И им нечем крыть. Но гораздо труднее бывает отбиться, когда спрашивают насчет вашего сына. Тут уж я не знаю, как отвечать.

— Скажите им, что я сегодня играю против «Керстен-центрум». Это лучшая в городе немецкая команда. Я убежден, что мы ей всыплем. Я сам забью им два гола.

— Сташек, так нельзя, — одернула его Кася. — Герр Курц наш настоящий друг.

— А разве я сказал что-либо плохое? Немцы любят футбол. Надо же им с кем-нибудь играть, верно? А футбольный мяч круглый. Вдруг и они выиграют.

Немец раздосадованно прикусил кончик сигары.

— Тяжелым испытаниям подвергаете вы мои дружеские чувства. Достаточно ли я заплатил вам за этот буфет? — обратился он к Веронике. — Превосходная вещь, хотя уже малость подержанная. Вы сами говорили, что еще ваш супруг покупал. Но если отполировать…

Вероника заверила его, что против цены не возражает и рада, что вещь попала в хорошие руки. Она выгребла на пол еще груду каких-то бумаг, отодвинула ее ногой в угол, чтобы очистить проход для грузчиков, и устало опустилась на край постели. Грузчики сняли верхнюю часть громоздкого буфета и, приладив лямки, потащили к стоящей перед домом тележке. Вскоре вернулись за второй половиной. Герр Курц попрощался и последовал за грузчиками, бдительно следя, чтобы не поцарапали ценное приобретение в узком коридоре. Станислав, стоя у окна, выходящего во двор, хмуро смотрел, как буфет устанавливают на тележку и как его новый хозяин, нервно закуривший сигару, выпускает облака дыма.

— Отцовский буфет. Я просил, чтобы не продавали. И на сколько тебе этого хватит? — Он неприязненно покосился на деньги. — Дней на десять?

— И за десять дней спасибо, — промолвила мать. — А если тратить с оглядкой, то и на две недели растянуть можно.

Станислав оглядел опустевшую комнату.