Сын Валленрода

Свита заняла оставшееся пространство. Было тесновато. Никогда еще гитлеровцы так на него не наваливались. С натянутыми до предела нервами, стесненный столь необычным обществом, он чутко ловил каждое слово. Однако ничего, что касалось бы его персоны, не услышал. Герр лейтер пытался шутить по поводу собственных габаритов и возникшей из-за этого тесноты в салоне, свита вымученно улыбалась, а Станислав угрюмо молчал. Он чувствовал на себе взгляды, в которых за деланной благожелательностью таилась, как змея в траве, подозрительность. Вдобавок он впервые очутился в таком шикарном автомобиле. Комфортабельное стеганое сиденье, блестящая фурнитура, из натурального рога ручки — все это вместе вызывало удушье, несмотря на открытый верх и ветер, развевающий волосы. Охотнее всего он выскочил бы на ходу, оставив гитлеровцев онемевшими от неожиданности и злобы.

— У меня в отделе есть ваша листовка, — вдруг промолвил герр лейтер. — Она дала нам обильную пищу для размышлений.

Станислав не сразу сообразил, о чем говорит толстяк.

— Листовка? Понятия не имею ни о каких листовках.

— Та, которую вы расклеивали по городу. С обращением к немецким спортивным клубам. Очень смелая акция.

Только теперь Станислав начал понимать, почему они заинтересовались его персоной.

— Ах, это объявление… Я не знал, что нельзя расклеивать… Это просто была информация для…

— Прежде всего для нас, — перебил его герр лейтер. — Она помогла нам уяснить, насколько скудны наши сведения о силах, скрытых в немецком народе. Я сохранил вашу листовку, так сказать, на память. Ну, вот мы и на месте.

Машина остановилась у сверкающего разноцветными огнями ресторана «Променад». Это было излюбленное место встреч нацистской знати, овеянное легендой «черного рейхсвера», некогда устраивавшего здесь свои конспиративные сборища. Люди из свиты толстяка поочередно высаживались у своих домов, и к концу они остались вдвоем. Герр лейтер, пропуская вперед своего гостя, поплыл к стеклянным дверям. Бряцанье пивных кружек, немецкая речь, запах клубящегося сигарного дыма, вид рассевшихся за столиками подогретых алкоголем военных и функционеров НСДАП легли мрачной тенью на лицо Станислава. Но отступать было поздно. Услужливый официант уже кланялся толстяку, наверняка хорошо зная, с кем имеет дело, тут же предложил свободный столик в укромном уголке у стены, обитой атласом. Скромный пиджачок с коротковатыми рукавами и криво повязанный галстук, как показалось Станиславу, не привлекли внимания. Общество толстяка гарантировало, что ему простятся довольно существенные недостатки его гардероба. Сам Станислав понимал, как разительно отличается он от окружения, и чувствовал себя белой вороной. И поэтому повторял про себя: «Я не напрашивался. Сейчас скажу такое, что пропадет охота приглашать меня еще раз». Они сели за столик с мраморной крышкой. Официант, получив условный знак, скрылся в дверях буфета. Оглядевшись, Станислав приметил, что в этом изысканном и пышно обставленном зале находятся почти исключительно мужчины. Ну конечно, это было место не для развлечений. Тут велись разговоры о коммерческой идеологии и идеологической коммерции.

— Ах, чуть не забыл! — вдруг воскликнул толстяк. — Мы все о пинг-понге и листовке, а ваш успех на беговой дорожке? Это было колоссально! Я наблюдал с трибуны. Прямо-таки полет птицы. Не скрою, это стоило мне нервов. Надеюсь, вы понимаете. По нашей прикидке, не менее трех немцев должны были вас обогнать. Ну, что же, нигде так, как в спорте, не рушатся предварительные расчеты.

Станислав оторвал взгляд от мраморной крышки стола, которую рассматривал с интересом.

— Что касается меня, то я рассчитал не так уж плохо. Почему вы надеялись именно на эту тройку? Я знаю их результаты больше, чем за год. Мои всегда были лучше.

Немец чуть улыбнулся.

— Вас не видели ни в одном из клубов. — Он расслабил узел галстука, сдавливавшего шею. — Вы пришли совсем со стороны. Это в какой-то степени наше упущение, не знаем людей. Мы проглядели вас, зато искренне поздравляем. А вот и пиво, — добавил немец, глядя на лощеного официанта во фраке, который снимал с подноса пивные кружки. — Я хочу выпить за ваше здоровье, Альтенберг, — немец поднял кружку. — За ваше драгоценное здоровье. Я сам всегда мечтал о легкой атлетике. Увы, комплекция… Комплекция не позволяет. Вы не пьете?

Станислав слегка отодвинул кружку.

— Я должен был сказать раньше. Наш харцерский устав запрещает употребление алкоголя.

Немец поднес кружку ко рту, сделал несколько больших глотков, откашлялся, достал из кармана платок и отер пену с губ.

— Да… вы же в этой дружине. Польские скауты. В сущности, это не такой уж плохой принцип: запрещение пить, даже курить… у нас наверху он имел немало сторонников… Даже дебатировался в гитлерюгенде. Но не был введен. Может, и правильно. Чересчур поредели бы тогда наши ряды. Хотите чаю?

— Спасибо… Если можно — лимонада.

— Кстати, относительно харцерства… — снова заговорил немец. — Вы немецкий гражданин, верно?