Сын Валленрода

— Пришел играть.

— Здесь. А там не можешь?

— Не могу. Полякам нельзя выходить на поле, немцам запрещено играть с поляками.

На минуту воцарилась тишина, потом кто-то выругался, и, словно по сигналу, посыпались возгласы.

— Братцы. Это не дело! В футбол нельзя?! Даже на поле выйти нельзя немцам с поляками?! Гитлеровцы проклятые! Тогда ясно, почему приходится играть здесь. Как твоя фамилия?

Не без колебаний Станислав представился.

— Альтенберг? — повторил кто-то, и снова стало тихо.

Может, виной тому мнительность, но в этой паузе ему почудился оттенок недоверия. Он весь сжался, ожидая, что кто-либо из ребят вдруг съязвит или бросит ему нелепое обвинение, для маскировки облеченное в форму шутки.

— Станислав Альтенберг, — повторил он, подчеркивая имя. — Я вожатый польской харцерской дружины в Германии.

— Ну, ладно, — сказал кто-то примирительно. — Если тебя тащит сам Буцкий, значит, играть умеешь.

Первая проверка на поле превзошла все ожидания. Уже после нескольких передач ребятам пришлось признать, что они имеют дело с недюжинным игроком. По указанию тренера Станислава атаковали вдвоем и втроем, но не так-то просто было закрыть его. Казалось, глаза У Альтенберга и на затылке, и требовалась неимоверная ловкость, чтобы у него из-под ног выбить мяч. И бегал он быстрее всех. Никто не мог его обогнать. В любой комбинации он оказывался на месте и брал инициативу в атаке на себя. Даже удостоился ненароком вырвавшегося у тренера восклицания: «Хорош, быстрый, очень быстрый!» Дважды ему не удалось прорваться к воротам.

— Снова прозевал голевую ситуацию, — заметил с упреком тренер. — А говорили, что бьешь по воротам, как Вильгельм Телль.

Станислав смутился. Он не знал такого футболиста, проворчал только сквозь зубы, вытирая пот со лба:

— Бить по воротам я, вроде, умею. Только ноги сегодня заплетаются. Не спал всю ночь.

Тренер задохнулся от злости.

— Как это не спал?! И ты хочешь сегодня играть? Что делал ночью? Шлялся где-нибудь?

— Нет, пан Буцкий. Переходил через границу. Вы же знаете, что я с той стороны.

Тренер обомлел.

— Как — без пропуска?

— Без пропуска. Я хорошо знаю дорогу. — Затем, увидев, что тренер внезапно помрачнел, Станислав испугался и поспешно добавил: — Может, зря сказал. Надеюсь, это не помешает играть…

Буцкий подтвердил неуверенным кивком.

— А я-то думал… Впрочем, неважно, что я думал. Ничего не поделаешь. Погоди… еще немного потренируемся, а потом ложись спать. Успеешь выспаться до четырех часов. В дальнейшем постараемся оформить тебе пропуск. Если немцы ничего против тебя не имеют, должны дать.

Станислав с сомнением пожал плечами.

На рассвете следующего дня он осторожно повернул ключ в дверях на Пекаренштрассе. Удалось войти, никого не потревожив. Мать и сестра спали непробудным сном, замотанные каждодневными трудами. Быстро разделся и скользнул под одеяло. С удовольствием ощущал, как расслабляются мышцы. Он действительно выдохся. Двое суток на ногах, почти без сна. Если бы не подремал часа четыре в каком-то клубном помещении, был бы совсем никуда. Определенно не следует переходить границу дважды почти в один и тот же день. В будущем следует после перехода отсыпаться и лишь тогда играть. На этот раз как-то удалось сохранить форму, однако мог бы играть и результативнее. Впрочем… и так хорошо… Сбылась величайшая его мечта. Он показал, чего стоит, на той стороне. Свои увидели его в деле. И отнюдь не с плохой стороны. У него еще кружилась от этого голова. Было чем гордиться. Хотя упоение победой, одержанной на родине, едва не погубило его на обратном пути. Он забыл обернуть носовым платком звонок и какая-то ветка прилепившегося к террикону куста, видимо, хлестнула прямо по металлическому колпачку. Дзынь! Рядом с немецкой заставой. Станислав видел, как пограничник встрепенулся и завертел головой, не понимая, откуда донесся этот звук. Немного погодя он успокоился, но Станиславу пришлось пролежать под злосчастным кустом с полчаса. Потом все пошло гладко. Только действительно надо было вести себя более осторожно. Если бы поймали… Он не знал бы, что сказать. Успех на родине. В Польше. Вопреки усталости Станислав не мог сомкнуть глаз. В памяти оживали совсем недавние сцены. Радостный гул трибун, объятия товарищей по команде, которые догнали его у ворот соперников, поздравления тренера после матча и настоятельное приглашение на следующие игры, потом этот польский пограничник, который сбежал с трибуны, чтобы сказать, что сержант Куртыба, тот самый, что допрашивал его на заставе, сидит вон там, выше, и размахивает газетой, и, наконец, сдержанные комплименты председателя клуба и осторожное предложение переехать в Польшу. Успех за границей, мысленно произнес Станислав. — Успех за границей, — и сам же поразился неясности этой формулировки, ибо все еще не мог разобраться, была ли для него заграницей Германия, где он жил, или Польша — его родина.

Разбудили его звуки утреннего марша. Матери уже не было, Кася собиралась уходить. Она еще работала продавщицей и торопилась, чтобы успеть в лавку до открытия.