Сын вечности

Неработающий кондиционер в поезде в сентябрьскую жару – полный отстой, но по крайней мере поезд довезет меня в Музей естественной истории тварей достаточно рано, чтобы я успел там погулять до начала смены. Когда я добираюсь до прохладного вестибюля, по спине уже течет пот. Впрочем, нестрашно – я одет в мешковатое рабочее поло. Специально взял на размер больше. Я кладу рюкзак на ленту и прицепляю бейджик с именем. Секунду любуюсь огромным угольно-черным окаменевшим скелетом доисторического дракона, висящим под потолком. Жалко, конечно, что я никогда не увижу дракона. Но, наверное, хорошо, что они все вымерли – можно не бояться, что в лапы алхимиков попадет их кровь. Если учесть масштабы охоты на тварей ради их силы, не удивлюсь, если скоро все они станут достоянием истории.

Пробегаю через Изменчивый зал, который больше не соответствует своему названию из-за урезанного бюджета. Там до сих пор выставлена июльская экспозиция искусства оборотней. Обхожу темный и холодный Зал василисков – нет, спасибо. Мне одного раза хватило. Недолюбливаю змей с экскурсии в зоопарк в шестом классе, когда слепой василиск бился о барьер, желая разорвать меня своими клыками.

Дохожу до разветвленного прохода, где одна лестница ведет вниз, а другая – наверх. Во время обучения мне рассказали, что так сделано специально – как напоминание о давней войне гидр и фениксов, которые поклялись уничтожить друг друга. Павильон гидр, расположенный внизу, начинается довольно невинно – с изображений гидр, которых рыбаки учат ловить рыбу и отгонять крупных морских животных. Но чем дальше заходишь, тем страшнее там становится. В самом последнем зале показывают видео битвы за территорию между косяком гидр и стаей фениксов. Впервые увидев, как огромная семиглавая гидра зубами выхватывает фениксов из воздуха и проглатывает не жуя, я на время потерял дар речи и чуть не расплакался.

В этот зал я тоже с тех пор не возвращался.

Я бегу по винтовой лестнице наверх в свой любимый Солнечный зал. Над входом светится витраж, изображающий феникса и яйцо, соединенные кругом пламени. На наш тринадцатый день рождения ма привела нас сюда. Брайтон вел себя прилично, но быстро потерял терпение, когда я начал читать все подписи и этикетки. Я тогда читал не очень шустро (да и сейчас тоже) и надолго застревал перед каждой витриной, боясь, что никогда больше сюда не вернусь.

В Солнечном зале есть все: флейты, имитирующие песни, с помощью которых фениксы переговариваются и обучают птенцов; деревянные и стальные арбалеты в форме крыльев; веера из зеленых и синих перьев; церемониальные подсвечники для тех, кто молится пламени феникса о возрождении любимых после смерти; яичная скорлупа всех цветов и размеров; песочные часы с пеплом внутри; глиняные маски с огромными клювами и кожаные куртки с перьями на рукавах – почти такие же, как у Сияющих рыцарей; окаменевшие слезы; ряд ножей конца с почерневшими костяными рукоятями и зазубренными лезвиями, желтыми, как кровь гидры, из которой они были скованы, чтобы гасить пламя фениксов и не позволять им возрождаться.

– Простите, – раздается голос с британским акцентом – моим любимым акцентом, на минуточку. В груди что-то сжимается, я оборачиваюсь и вижу молодого красивого парня, бледного, в веснушках, небритого, рыжего и лохматого. На нем футболка с пейзажем Нью-Йорка – такую может надеть либо турист, либо тот, кто проиграл пари. Он указывает на мой бейджик.

– Вы здесь работаете?

– Да. – Я чувствую, как теплеют щеки, и мечтаю стать невидимым, чтобы он не заметил, как я краснею. – Чем я могу вам помочь?

– Когда проходят экскурсии?

– В начале каждого часа.

Парень смотрит на часы.

– У меня в полдвенадцатого шоу. Может, вы проведете мне короткий тур? Обещаю не задавать много вопросов.

Я готов выслушать любые вопросы, если их задают таким голосом. До официального начала моей смены десять минут, но меня вообще это не смущает. Чтобы провести время с ним, я готов работать сверхурочно.

– Я могу вам все показать. Вы один?

– Да. – Он протягивает руку, которую я с удовольствием жму. – Я Чарли.

Не стоит мне этого делать. Я не зубрилка Брайтон, который знает все ответы. Но сейчас тот редкий случай, когда я готов ответить на любой вопрос. Я стараюсь не зацикливаться на том, что мои узкие джинсы и любимые коричневые ботинки из секонд-хенда выглядят не так круто, как мне всегда казалось. И меня даже не особо волнует, если Чарли живет в другом городе: для чего еще придумали фейстайм?

– Что вас интересует?

– Я не подозревал, что существует столько разновидностей фениксов, – отвечает Чарли, проводя рукой по волосам, как обычно делают модели в интернете.

– Их туча, – говорю я, пытаясь понять, какого цвета глаза Чарли – изумрудного или цвета весенней листвы. Я представляю, как допоздна болтаю с ним по телефону, лишь бы подольше слышать его голос, но тут же соображаю, что должен вести экскурсию, как положено гиду.