Сын ведьмы. Дилогия (СИ)

— Для первого взвода запланирован поход в баню, — лениво помахивая веточкой, отозвался Ширков.

— С винтовками?

— А в прифронтовой зоне иначе нельзя. Враги на каждом шагу, — ожёг жандарма взглядом поручик.

— Никакой бани сегодня не планировалось! — высунулся из — за плеч жандармов Хаусхофер.

— Значит, так комбату и доложим, — пожал плечами Ширков. — Ну, не бежать же нам сразу обратно? Тут у вас такое интересное представление намечено. Неужто, секретное? — поручик показно обвёл взглядом увеличивающуюся с каждой секундой толпу зевак.

— Оставайтесь уж, только не мешайте правосудию, — скрипя зубами, выдавил Хаусхофер и повернулся к фельдфебелю. — Почему у осуждённого не связаны руки?

Фельдфебель нехотя взял толстую пеньковую верёвку, подошёл к Алексею, подождал, пока тот сбросит с плеч шинель, и связал ему руки за спиной.

Алексей молча прошёл к бревенчатой стене амбара и встал с краю от связанных точно также товарищей. Он отлично видел невозмутимое лицо Кондрашова и понимал, что у контрразведчика есть какие — то козыри в рукаве.

Над запруженной народом площадью повисла напряжённая, гнетущая тишина. Группки жандармов, озираясь по сторонам, сжались в кучки. Солдаты комендантского отделения нервно оглядывались назад, на сверкающие штыки пехотного взвода, вздрагивая от ненавидящих гневных взглядов. Котов постоянно утирал платочком пот со лба, будто на дворе не март, а конец мая. В толпе зрителей все, затаив дыхание, ждали развязку драмы.

— В чём дело, фельдфебель, почему у вашей команды ружья ещё на плече? — дёрнул Хаусхофер за рукав младшего по званию. — Пора начинать. Зачитайте приказ.

— Не по форме, — отрицательно замотал головой бывалый служака.

— Что значит не по форме? — покраснел от ярости Хаусхофер. — Тебе штабс — капитан приказывает, исполнять!

— Не по форме, — упёрся фельдфебель. — Не положено стрелять в «Георгиевские кресты». Сие есть надругательство над знаками доблести. Я такого преступного приказа не отдам.

Хаусхофер только сейчас заметил два серебряных креста на левой стороне груди казака.

— Ну, так сорвите с преступника побрякушки! — аж взвизгнул штабс — капитан, сгорая от нетерпения.

— Извините, Ваше благородие, солдатское звание не позволяет! — громко, на всю площадь, отрапортовал фельдфебель и поучил штабную крысу армейскому уставу: — Срывать погоны и награды дозволяется лишь офицерам!

— С удовольствием, — зло зашипел штабс — капитан и заспешил к осуждённому. — Давно мечтал с груди вурдалака кресты содрать.

— Это ещё надо посмотреть, кто из нас вурдалаком будет, — гордо выпятил грудь с крестами казак. — Ты вон белые ручки под кожаными перчатками прячешь. Видать, боишься серебряных крестов касаться. Так кара божья тебя всё равно достанет, упырь.

Хаусхофер оскалился и, картинно вышагивая, храбро приблизился к связанному противнику. Штабс — капитан демонстративно натянул облегающие кожаные перчатки плотнее на кисть руки и кончиками пальцев взялся за серебряный «Георгиевский крест».

Концы креста резко провернулись, распарывая гранями кончики пальцев штабс — капитана.

Хаусхофер дико взвизгнул и упал без чувств, потеряв сознание от болевого шока.

— Не лапал бы ты крест, упырь, пальчики бы и не обрезал, — довольно усмехнулся казак.

Фельдфебель осенил грудь крестным знамением и подбежал к поверженному офицеру. Кожаная перчатка была вспорота на всех пальцах правой руки, из глубоких ран, до кости, хлестала кровь.

— Санитары! — замахал руками фельдфебель, призывая помощь.

Печкин с товарищами оттащили бесчувственное тело в сторонку и принялись бинтовать изуродованную руку. По всему видать, военная карьера Хаусхофера бесславно окончилась.

Главным теперь почувствовал себя Котов. Балаган нужно было заканчивать, вдали появилась пыль от приближающихся всадников — возвращались в штаб офицеры.

— Фельдфебель, зачитайте решение трибунала! — воровато оглянувшись на ропщущий строй фронтовиков, распорядился жандарм. Успокаивало какое — то подозрительно умиротворённое выражение лица скучающего капитана контрразведки — он что — то знал, остальным пока неведомое.

Фельдфебель уныло пробубнил стандартный текст про дезертиров, изменников и революционеров, запнувшись лишь в конце. Он на долгую минуту умолк, повертел бумагу в руках, словно проверяя на свет денежную купюру, потом подбежал к главному жандарму и шёпотом спросил его мнение.

Котов внимательно рассмотрел подписи, проверил печать и красноречиво посмотрел на скучающего капитана Кондрашова. Тот ободряюще помахал ладошкой, мол: «Давай дальше».

— Трибунал постановил, — фельдфебель выдержал торжественную паузу, — признать Алексея Ермолаева, Фёдора Карпина и Андрея Волкова виновными и присудить каждому… по три года ссылки в Сибирь. Вердикт окончательный и обжалованию не подлежит.

Народная площадь взорвалась ликованием, караул облегчённо выдохнул, жандармы недоумённо переглянулись. Стоило ли, ради такого зряшного дела, так суетиться?

— Ну, и жулик вы, господин капитан, — подойдя вплотную к Кондрашову, с явным облегчением прошептал Котов и промокнул лоб… влажным платком.