— Мил, он наверняка интересный парень, веселый, симпатичный. Таким ты его видишь. А я знаю его родителей и понимаю, какое там воспитание. Как футболист он меня полностью устраивает, таланта даже больше, чем у отца. Но личных дел с ним и его семьей я иметь не хочу.
— И при чем тут я? Ты не хочешь, но я ведь не ты? — рискую, говоря такое, но вариантов нет. Надо стоять на своем.
— Мила, это не тот человек, который тебе подходит.
Мелкие сидят, вжимаясь в свои сидения. А я хочу уже перелезть вперед, согнав Марка, и пообщаться с папой с глазу на глаз.
— Может, я буду сама решать?
— Может, ты школу закончишь для начала? Решательница. Мил, я с тобой по-человечески разговариваю, я хочу для тебя лучшего, я пытаюсь объяснить.
— А если мне нравится с ним общаться?
Слава Богу, у бати большой опыт вождения, иначе сейчас мы въехали бы в ближайший столб. А так просто резко тормозим на светофоре.
— Больше я чтобы этого не слышал. Разговор окончен. Это понятно?
Недовольно фыркнув, отворачиваюсь и смотрю в окно, в котором размазываются вечерние огни витрин. И ничего мне не понятно! Ну не может так быть! Странная ненависть, такие жесткие предубеждения против человека, запреты. Что за этим все стоит? Я должна узнать. А пока знаю только одно — увидела Тима, и на душе полегчало. Так что, батя, прости. Но твоя дочь влюбилась.
Когда мы заезжаем в гараж у дома, отец несколько задерживается, выжидая, пока мы с мелкими выйдем. Точно, здесь же спрятаны наши подарки, а я и забыла! Наверняка, их надо достать и по-тихому перенести в дом, чтобы вручить завтра утром. Когда папа разбирается с этой миссией, мы ужинаем. Я все время молчу, боясь ляпнуть чего-нибудь лишнего. Но ужин наш получается коротким, да и в принципе за столом говорят в основном родители.
Папа явно устал после выездного матча, малые вроде бы улеглись спать в ожидании утренних подарков, в доме тишина. А вот мне не спится совершенно. Видимо, встреча с Тимом и вся эта спонтанная поездка к стадиону принесли столько впечатлений, что о сне можно просто забыть.
Сначала думаю спуститься на кухню с ноутом, заварить чай и посидеть там, но внезапно у меня появляются другие варианты.
Шумский:
Левина:
Шумский:
Левина:
Время, кстати, не раннее, одиннадцатый час. Завтра выходной, можно лечь и позже, поэтому решаю, что болтовня перед сном вполне себе вариант.
Но Тим уже решил по-другому.
Шумский:
В смысле во двор? Он что, приперся к моему дому?
Левина:
Шумский:
Да он в своем уме? Не хватало еще свалиться прямо с высоты забора и сломать себе что-нибудь. Или последние мозги из головы вытрясти.
Левина:
Не дожидаясь ответа, я уже натягиваю куртку и впрыгиваю в кроссы, осторожно пробираясь по коридору.
Надеюсь, что никто не проснется, потому что разумного объяснения у меня нет и не будет. Аккуратно поворачиваю два замка, оказываюсь на улице и медленно прикрываю входную дверь. Буквально в это же время в трех метрах от меня Тим свешивается с забора уже с моей стороны и осторожно спрыгивает на землю. Нет, ну надо же быть таким на голову отбитым! Ему еще в футбол играть, а он сломаться вне поля собирается! Хорошо, окна спальни родителей выходят не на эту сторону. А вот окна мелких...
Плевать. Я ничего не могу сделать с наличием детей в этом доме.
— Шумский, ты спятил! Зачем через забор полез?
— Тебя увидеть, — его губы растягиваются в неотразимой улыбке, он улыбается мне даже глазами, а еще резко подтягивает к себе и неожиданно коротко целует.
— Ты на ночь глядя приехал к дому тренера, перемахнул через забор и теперь целуешь его дочь. Не боишься?
— Мила, в твоих словах уже есть ответ на вопрос. Целую его дочь. Этого более чем достаточно.
Начинаю что-то бормотать, но как начинаю, так и заканчиваю, потому что Тим снова наклоняется к моему лицу и впечатывается в мои губы. Только на этот раз совсем иначе. Жадно, нетерпеливо, словно дорвался до заветного приза.
Тоже соскучился, получается? Пробирается рукой под мою гриву, как-то нежно пальцами гладит шею, а другой рукой стальной хваткой прижимает к себе. И вот что такого особенного именно в этом парне? Не так уж и хорошо я его знаю. Но все, что успела узнать, тянет и тянет меня к нему.
Одиннадцатый час, на улице холодает, темно, хоть глаз выколи, и только свет уличных фонарей рассеивается над нами. Тим опускает вторую руку на мою талию, смыкая кольцо, а я обвиваю его шею, практически повиснув на парне. Ну а что, нельзя? Хочу и висну, знаете ли. Парень так-то мой.