Сын за отца отвечает

Лучше бы он тогда, в тот раз, не ерепенился, а нормально с нею… Когда она была просто одной из встреченных девушек.

А не этой Настей. Не вот этой Настей, в которую он, оказывается, втайне от самого себя был влюблён.

И случилось бы по её правилу: с кем она переспала, с тем и расстаётся. А теперь, когда эта влюблённость прорвалась, словно диверсионная группа в тыл, — теперь что делать? А если правило снова подтвердится? Он же этого не хочет! Но и нельзя ему не подтверждаться, этому дурацкому правилу! Потому что тогда вообще непонятно, что делать!

Настя положила голову ему на грудь.

Ей тоже вспомнилось прошлое:

— Знаешь, я на тебя очень обиделась тогда… Ну, когда ты пренебрёг мною. Главное, ведь уже почти вошёл, я же чувствовала тебя почти что в себе! И тут раз — облом-с! «Верный семьянин»! Вот же принёс чёрт! А мне просто хотелось, ах, такого красавчика!

Она тихонько рассмеялась.

— А он, типа: «Вылезай из койки, пойдём лучше пить!» Военный, думаю, ему бы водки — и бабы не надо! А ты вон какой оказался…

— Какой? — на автомате спросил Алексей.

— Да вот такой! — логично ответила девушка. — Трусишка!

— Не понял…

— Какая «медовая ловушка», родной ты мой? Кто же тебя завербует через это дело? Да я тебе сама все тайны готова открыть! Чтобы ты только снова меня взял и оттрахал!

Алексей прокашлялся.

— Знаешь…

Хрипло получилось.

— Я, честно говоря, и сам в первый раз так. Обычно-то знаешь, как оно… Больше стараешься женщину довести… до… А потом — раз, и всё… А тут… Как будто улетел… Коньяк с текилою — страшное дело!

— Мастерство не пропьёшь, — хихикнула Анастасия. — Вот именно, что ты — стараешься. И потому у нас, девочек, всё ужасно хорошо получается. Эх, не будь ты женат…

Она вздохнула длинно.

Да, твою императорскую гвардию, женат! И больше ничего исправить нельзя…

— Эй, ты куда там полезла?

* * *

Примерно в то же время, на другом конце города, в частном домике в Каменнобродском районе собрались четверо.

— Ушёл он, — констатировал мужичок с мелкими чертами лица. — Так вот.

В луганской комендатуре он был известен под позывным Джерри. Это прозвище майор Андрей Овинник не любил. Однако первый свой позывной — Мышак — он не любил ещё больше. Прилипло и не отдерёшь, как ни поправляй сослуживцев. Ростом невелик и повадками суетлив. Удалось лишь в качестве официального, так сказать, позывного внедрить более душеприятную версию — тот же мышак, но уже ловкий, хитрый и успешный.

Знали бы сослуживцы в комендатуре про вторую, потайную работу дружелюбного и улыбчивого Джерри… За крайние три-четыре месяца, с Минского перемирия, он завёл в комендатуре что-то вроде небольшой агентуры, прикрывавшей, между прочим, и торговлю наркотиками.

— Точно знаешь? — осведомился второй, крупный, дородный и абсолютно лысый. Забавно, что фамилия его при этом была — Чупрына. — Фагот не мог ошибиться. Видел, как за занавесками двигалась тень.

— Точно знаю, — заверил первый. — Телефон его живой остался. Хозяйка по нему пыталась пробиться. Он не отвечал, но гудки были длинные.

— Дык…

— И Лиса моя из комендатуры передала: живой он. Не было его в квартире. Баба его там мелькала перед Фаготом. А он повёлся…

— Что, объект наш бабу свою подставил?

— Откуда я знаю! — огрызнулся мелколицый. С хера бы ему было бабу подставлять! Что он, знал о нашей охоте?! О ней нас четверо только и знало… Ну, пятеро, если брать мужика этого твоего, который провёл Фагота в МТС. И что?

Помолчали, катая ситуацию в мозгах.

Третий — Мирон-Мироненко, хозяин дома, типично южнорусской внешности с суетливыми, чуть навыкате глазами — разлил по стаканам самогонку. Как раз перед Новым годом он вернулся от матери с бутылью, подарком самому себе. Сейчас он солидно заверил собеседников:

— Першого класу напий, мати моя в сели готуе, вид бабци ще рецепт.

По-русски — точнее, на распространённом на Донбассе суржике — он изъяснялся вполне свободно. Но когда тема разговора касалась села, то неосознанно переходил на мову. В его селе — а был он с недалёкой Полтавщины — разговаривали только на ней. И мальчонка был не виноват, что батька когда-то прельстился посулами зазывальщиков и поехал за длинным, хоть и тяжким шахтёрским рублём сюда, на Донбасс.

Сейчас он жил в шахтёрском рабочем русском крае, оставаясь в душе настоящим украинским селюком. Детские скрепы в характере у людей обычно самые крепкие…

А если с детства страсть к накопительству проявилась, то так по жизни и пойдёшь.

С деньгами в Луганске жить в это время хорошо. Можно их пустить на благое дело. Недвижимость, например, значительно подешевела. Ну, больше жильё, квартиры. Многие уехали, кто-то уже и не вернётся. Кто-то уже закопанный лежит — ребята Лысого клювом не щёлкают. У кого-то просто отжали квартирку, сняв сперва её в наём, а потом всякими-разными способами отписав её на себя. Есть такие способы, есть. Потому и боятся люди сдавать квартиры. Потому и легли почти все те, чьим заработком была сдача жилья, под ребят, которых тут представлял Лысый. Это всё же защита от беспредела. Кто не понял, тоже лёг. Но в землю.