Выложил все это нам сам Фредди, сделав вид, что его мучают угрызения совести.
Он явился около полудня. Закрыв за собой стеклянную дверь, как бы отгородившись ею от внешнего мира, он сел и задрал ноги на подоконник. На его обычно розовом лице лежал серый налет, вид у него был нездоровый, утомленный.
— Ну? — спросил он Руперта. — Что вы на это скажете?
— У вас этот фокус не пройдет, — ответил Руперт.
Фредди явно хотелось передохнуть, глаза у него были воспалены от бессонницы.
— Говорят, что безумие от вдохновения отделяет тонкая, едва приметная черта, — сказал он. — Значит, если я хочу доказать, что действовал по вдохновению, мне надо сохранять рассудок.
— Никто в семье не поверит, что вы действовали только по наитию, — заметил Руперт.
— Я нашу семью знаю лучше, чем вы, — презрительно огрызнулся Фредди. — Все согласятся. Я взвесил свои шансы на успех, и только Рандольф, Кэти и, пожалуй, вы окажете серьезное противодействие. Но я надеюсь вас убедить, что шаг этот неизбежен и даже выгоден.
— Неизбежен, признаю, — согласился Руперт, — но меня это не убеждает. Зачем отдавать свой капитал «Юнайтед Стейтс ойл» и «Фарбверке»? Зачем это вам, Фредди?
— Затем, что возможности такого концерна фактически беспредельны.
— Не спорю, — ответил Руперт, — но не вы будете им управлять.
Фредди сказал, что сейчас у него только одно желание — выпить; он вызвал миссис Ингрэме, попросил принести из зала совещаний бутылку водки, вермута и льда и никого сюда не пускать.
— А что еще вас беспокоит в этом деле?
— «Фарбверке», — ответил Руперт.
— Почему? Чем «Фарбверке» хуже Ройсов?
— Бросьте, Фредди! — возмутился Руперт. — Что такое «Фарбверке» и чем она занимается, мир узнал еще пятьдесят лет назад: у ее продукции давно печальная слава, а клеймо Нюрнбергского процесса так и не смыто с имени старого Хинкеля: это он производил газ для лагерей уничтожения и пользовался рабским трудом у себя на заводах.
— Не судите, да не судимы будете, — резко произнес Фредди. — Все мы одним миром мазаны. Вы видели наши доки в Шанхае и Кантоне до войны?
— Только мальчишкой.
— Тогда вы должны знать, что весь город Шанхай, например, был чем-то вроде концлагеря или гетто фирмы Ройсов и ей подобных. Весь международный сеттльмент существовал на рабском труде — мужчин, женщин, детей. Вас возмущает, что немцы зверски истребляли европейцев, а не черных или китайцев, вот и все, — жестко закончил Фредди.
— Может, вы и правы, — согласился Руперт. — Но зачем вам это вообще? Ройсам не грозит катастрофа.
— Не повторяйте глупой болтовни Рандольфа. Мы вот-вот сядем в лужу. Такая гигантская фирма, как наша, либо должна расширяться, либо вылетает в трубу. Третьего исхода быть не может.
Вошла миссис Ингрэме с водкой, вермутом и льдом; Фредди приготовил нам всем мартини и стал размешивать свой коктейль стеклянной палочкой. Он послал секретаршу за лимоном.
— Ладно, чего нам спорить, — сказал, поразмыслив, Руперт. — Но я хочу довести до конца то, ради чего я пришел к вам. Что теперь будет с моей сделкой на русскую нефть?
— Я как раз хочу об этом сказать, — начал Фредди воинственно. — Понимаете, я ведь воспользовался вашей затеей с русской нефтью, постройкой судов и союзом с Верокио, чтобы отвести глаза Бендиго и Наю и сбить их со следа.
Руперт поставил свой запотевший стакан на стол.
— У меня были такие подозрения, но я не хотел в это верить.
— Не думайте, что я вас просто обманывал, — поспешно вставил Фредди, глядя в залитое дождем окно. — Обмана не было. Но вы сыграли мне на руку, когда предложили сделку с русскими. Собственно, помогли мне не столько русские, сколько договор с Верокио, которым я смог прикрыть свои истинные намерения.
— В какой же мере это все-таки было обманом?
— Ни в какой.
— Скажите правду.
— Я же вам объясняю, как я использовал ваш проект. Единственные люди, не считая Рандольфа, которые были достаточно сильны и достаточно заинтересованы, чтобы сорвать мои переговоры с «ЮСО» и «Фарбверке» в самом начале, это Бендиго со своими нефтяными компаниями и Най со своими политическими кругами. Я боялся возбудить у них малейшее подозрение о том, что я договариваюсь с «ЮСО» и «Фарбверке». Стоило им узнать, что задумано дело таких масштабов, и они немедленно приняли бы контрмеры и провалили его. Я хотел втереть им очки, чтобы они думали, будто я затеваю скромную сделку с голландцами и итальянцами, а русской нефтью угрожаю только для отвода глаз.
— Ну, и помогло? — сухо осведомился Руперт.
— Как нельзя лучше, — с милой откровенностью признался Фредди. — Они, правда, понимали, что к сделке с русскими нельзя относиться серьезно, но все гадали, что именно я стараюсь ею прикрыть, и попали пальцем в небо.
— А почему вы мне не сказали правды?
— Это вынудило бы вас лгать.
— Вы имеете в виду мой разговор с Бендиго и Наем?
— Если бы вы тогда знали, что я замышляю, вы бы не смогли разыграть положенную вам роль.
— Хорошо, что я был хоть чем-то вам полезен. — Руперт, очевидно, не ожидал от Фредди такого коварства; его дружеским чувствам был нанесен жестокий удар.