А потом он вдруг заснул, и ему приснилось, что он едет по Англии в поезде; дым от паровоза затянул купе и скрыл от него сидящих напротив — жену Джоанну, шестилетнюю Тэсс и десятилетнего Роланда, в школьном костюме с длинными брюками, которые он соглашался надевать только по настоянию матери.
Джоанна, наверно, считает, что он погиб.
А дети?
— Нет, нет, — грустно уговаривал он ее в полусне. — Не делай этого, Джо. Не говори им, пока не будешь абсолютно уверена.
Не надо думать о семье, это отнимает мужество, надежду.
У него щемило сердце при мысли о Джо, такой женственной, пышущей здоровьем, и о детях, которые издали казались, как и все дети, когда их нет рядом, бесконечно прекрасными и трогательными; он без конца вспоминал их лица и повадки, их доверчивые глаза.
Почему он не подумал о них перед тем, как прыгнуть на льдину? Что он делает здесь, вдвоем с этим беспомощным русским? Зачем он тут?
«Оставьте меня!» — снова и снова приказывал он своим мыслям.
«Я становлюсь сентиментальным», — решил он и, открыв глаза, опять почувствовал, как горят ссадины на ногах и руках, как болезненно слиплись гноящиеся веки и каким тяжким грузом лежат на нем усталость и голод.
— Ну как, Руперт? — спросил Водопьянов. — Вам лучше? А фонарь погас. Я пробовал до него дотянуться, но не мог.
Темнота на этот раз подействовала на Ройса угнетающе, и он был рад, что снова слышит голос Водопьянова.
— Ничего, — сказал Руперт. — Сейчас встану. Сколько я спал?
— Четырнадцать часов, — ответил Водопьянов, поглядев на светящийся циферблат своего хронометра. — Уже, наверно, утро.
Это было одно из неудобств, которые причиняла им вечная темнота: они никогда не могли определить, утро сейчас или вечер. В первые дни зимы они сбились на полсуток со счета и теперь иногда затевали спор, что сейчас — десять часов утра или вечера.
— Сейчас утро, — настаивал Водопьянов. — И вдобавок сегодня зимнее солнцестояние. Солнце светит над южным полюсом. У меня там, в Мирном, двое друзей. Наверно, думают, что я погиб. Вздыхают небось: «Бедняга Водопьянов!» Но с сегодняшнего дня, Руперт, солнце начнет потихоньку поворачиваться к нам. Да, да.
Он прав. Сегодня солнце начнет свой долгий путь на север, и, может быть, через месяц его бледные отблески появятся на востоке, а гам оно протянет из-за горизонта и свой первый луч.
— Как вы себя чувствуете? — снова спросил Водопьянов.
— Полежу еще немного, — очень медленно произнес Руперт, — а потом поднимусь. Только не давайте мне заснуть. Чуть-чуть полежу и встану.
Водопьянов посмотрел на него с сомнением, и Ройс опять забылся тяжелым, нездоровым сном.
Джо и правда было тяжело. Она не хотела верить, что Руперт погиб, и с неослабным упорством продолжала разузнавать о его судьбе. Многочисленные друзья Ройса тоже не верили, что его нет в живых, тем более что в министерстве авиации не говорили ничего определенного. Филлипс-Джонс, начальник сектора, в котором работал Руперт, сообщил Джо, что когда самолет «дакота», на котором он летел, разбился при посадке в Туле, среди обломков были обнаружены останки всех, кто там был, кроме Руперта. Никто не знает, куда он девался и что с ним случилось. Но как бы там ни было, надежд на то, что он жив, почти не осталось.
Джо обращалась к приятелям Руперта, работавшим в разных министерствах, и к дяде его — члену парламента, но сколько она ни хлопотала, как ни настаивала, никто ничего выяснить не мог. Джо позвонила своему двоюродному брату в адмиралтейство — неужели они не чувствуют никакой ответственности, кто-то ведь должен отвечать за то, что произошло? Но тайна не рассеивалась, и теперь Джо с волнением ожидала приезда подполковника авиации Мура. Он только что позвонил ей по телефону и сообщил, что у него есть для нее кое-какие вести. Он обещал сам заехать в Хемпстед, где у Ройса был собственный дом, который Джо не без труда удалось отстоять, когда Руперт расправлялся после войны со всем своим имуществом.
— Только богачи могут позволять себе такие причуды, какие позволил себе ты, когда мы поженились! — горько попрекала она мужа во время бесконечных споров о деньгах или о любви.
В общем, она была права насчет денег. Кое в чем она была права и насчет его причуд, хотя это его злило.