Сыночкина игрушка

Над Грачёвском медленно сгущались сумерки. Солнце садилось неторопливо, как это всегда происходит летом. Сперва оно мучительно долго висело над горизонтом, едва касаясь тёмной кромки земли своим краем. Потом раскалённый шар стал опускаться вниз. Его лучи пронзали быстро собиравшиеся у горизонта тучи, и люди, если бы им было дело до красот природы, смогли бы полюбоваться на чёткие лучи, прорывавшиеся сквозь прорехи в тяжёлой свинцово-тёмной массе. Ночью мог пойти дождь, и холодный ветер уже гулял над крышами домов, раскачивая антенны и хлопая бельём, сушащимся на натянутых во дворах верёвках.

Этот же ветер захлопнул форточку в доме дядьки Митяя, распахнутую по случаю удушающей жары. Громкий треск разбудил старика. Он сел, резко выпрямившись, и перед его глазами заплясали разноцветные круги. Дед застонал, уперевшись руками в край кровати. Его, как и большинство ровесников, часто мучала бессонница. Но стоило ему провести несколько дней на ногах, а не ворочаясь на кровати, как он начинал мгновенно испытывать огромную слабость.

— Старость не радость…

Зуд улёгся, и осталось лишь едва ощутимое, горькое чувство опасности. Дядька Митяй сунул босые ноги в сапоги и, прикурив сигарету, вышел на крыльцо, чтобы немного освежиться на прохладном ветру.

74.

Над лесом тёмными гроздями зрели грозовые тучи. Ветер усиливался с каждой секундой, гудел в верхушках деревьев. Сосновый бор кряхтел, словно деревья пытались покрепче вцепиться в землю, готовясь к удару стихии.

Наташа с беспокойством поглядела на чернильную кляксу, стремительно расползающейся на горизонте и захватывающей всё больше и больше закатного неба. Все предметы приобрели сероватый оттенок, лица мертвенно побледнели. Держа в зябнущих на ветру руках рацию, девушка раз за разом повторяла в микрофон, что все «лисы» должны быть предельно осторожны и как можно скорее возвращаться в лагерь.

Вдалеке пророкотал гром.

«Как дурное предзнаменование…» — промелькнула непрошенная мысль в голове Наташи. Мелькнула — и сразу исчезла за более важными, касающимися поисков пропавшей девушки.

75.

Андрей Семёнович стоял перед тем же окном, из которого несколько часов назад наблюдал за растущей толпой на улице, курил, и мечтал о своей новой жизни. Благодаря тёмной грозовой туче, огромное брюхо которой уже вплотную подбиралось к городу, стемнеет рано, куда раньше, чем обычно.

Это хорошо. Дождь скроет всё. Или хотя бы многое. Дождь очищает, это как природный вариант покаяния. Все грехи уходят в землю вместе с ледяной водой. И если они успеют сбежать из города, пока ливень не ослабнет, то на их отъезд вряд ли обратят особенное внимание.

Затушив сигарету об стол (всё равно ведь придётся всё бросить), Андрей Семёнович повернулся к лестнице и, стараясь не особенно скрипеть рассохшимися ступенями, поднялся на несколько ступеней, чтобы заглянуть на второй этаж. Пашка лежал на кровати, повернувшись спиной ко входу, и спал.

«Ну, хоть оделся…»

Андрей Семёнович спустился вниз и, взяв точильный камень из шкафа и намочив его под струёй воды из умывальника, принялся править нож. Сегодня им надо будет сделать всё быстро. Очень хотелось поразвлечься напоследок, прощаясь со старым местом, но…

Ну, разве что немного. Чтобы не терять много времени. Расслабиться на дорожку тоже надо. Над далёким лесом коротко пророкотал гром, словно отзываясь на его усмешку. Андрею Семёновичу показалось, что клинок в его руках холодно сверкнул, отразив далёкую молнию. Хотя, скорее всего, показалось. Грозу ещё не было видно из города.

76.

Марина, раскачиваясь из стороны в сторону и подволакивая ноги, словно зомби, шагала по улице. Её ступни, не привыкшие к долгим прогулкам, горели огнём. Пот высох на лице, остуженном холодным ветром, и теперь щипал кожу. Сердце билось в груди редко и натужно.

Она вернулась в частный сектор лишь после того, как первые дождевые капли упали в пыль, прогоняя прохожих с улиц. Но даже сейчас, шаркая натруженными ногами по щебню в полном одиночестве, Марина не могла себя заставить вернуться домой. Какая-то сила отталкивала её от дома. Она пыталась убедить себя, что всё дело в Свете, но в глубине души понимала, что на Свету ей наплевать. Сестрица может говорить и думать что угодно.

Погружённая в размышления, Марина кружила по улочкам и переулкам. Дождь постепенно усиливался, но она находила мягкие удары крупных капель по голове и плечам даже приятными. В домах слева и справа от неё зажигались окна, как на виденных в детстве картинках.

«Вот и Андрюша сейчас сидит так…»