Бассейн в университетском кампусе. Рывком он выпрыгнул из воды на борт бассейна. И вдруг, словно солнце ослепило его. Над водой возвышалось произведение гениального скульптора. Голубая шапочка скрывала волосы. Но идеальные дуги не очень тёмных бровей и такого же цвета густые длинные ресницы вокруг больших широко расставленных глаз давали основание предположить, что волосы должны быть светлыми. Тонкий нос. Маленький чуть кукольный рот с чувственными губами. Высокие скулы и волевой, хотя и округлый подбородок намекали на то, что это нежное лицо может принадлежать человеку с очень сильным характером. Длинная шея плавно, покато переходила в торс. Создает же Господь иногда такую прелесть!
Девушка заметила обалделый взгляд Бориса. Она внимательно оглядела его и неторопливо поднялась по лесенке из бассейна.
Борис не мог представить себе, что в мире существует такое совершенство.
Нет, не он заговорил. Девушка подошла к нему, подала руку и представилась:
– Хильда.
По-видимому, прошло какое-то время пока, удерживая в своей руке мокрую ладонь девушки, он опомнился и не своим голосом произнес:
– Борис.
Так состоялось их знакомство, в тот же вечер превратившееся в близость.
Этому не было названия. Никогда еще с ним не происходило ничего подобного. Извержение вулкана и только.
Даже во время романа с Наташей он изредка позволял себе развлечения с девицами, шлифовавшими в постели его немецкий язык. А тут он просто перестал замечать, что на свете существует ещё кто-нибудь, кроме Хильды. Даже в фирме, увлечённый работой, вдруг вспоминая любимую, он не просто терял нить программы, но должен был с немалым усилием усмирять своё естество.
Вскоре обнаружилось, что их связывает не только нечеловеческое половое влечение. Оба обожали скрипичные концерты – от Моцарта до Бартока. Оба любили поэзию. Борис небезуспешно знакомил Хильду с русской классикой, о которой у Хильды было смутное представление. Слушая музыку оригинала и вполне приличные подстрочные переводы Бориса, Хильда всё глубже погружалась в восприятие настоящих стихов. Вскоре она даже поразила Бориса отличным переводом стихотворения Бунина.
Бориса перестало удивлять, что Хильда, дочь аристократки и более чем успешного инженера-самолётостроителя, выбрала в университете социологию, собираясь стать социальным работником.
Они жили вместе уже около года, когда Борис познакомил её со своими родителями. Их она очаровала без усилий, как и вообще, очаровывала всех. Перед уходом отец отвлёк Бориса и спросил:
– А как же Наташа?
– Всё в порядке. Мы расстались друзьями.
– Так ли? – Подумал Борис уже в автомобиле.
Несколько дней назад, приехав в университет за Хильдой, он случайно столкнулся с Наташей.
– Ну что? Ты, вероятно, женишься на своей немке?
– Возможно.
– А я думала, что в тебе ещё осталось нечто еврейское.
– Что значит «нечто еврейское»?
– Ну, хотя бы, что ты женишься только на еврейке.
– На еврейке? И много евреек ты встречала в университете и даже в городе?
– Встречала. Сейчас, например, ты беседуешь с еврейкой.
– Какая ты еврейка? Типичная русачка.
– У меня папа еврей.
– Да, но по еврейским законам национальность определяется по матери.
– Возможно, но в нашей школе не знали еврейских законов. Меня дразнили жидовской мордой.
Бориса больно уязвила эта встреча. И только безумная ночь с Хильдой слегка приглушила неприятный осадок от состоявшейся беседы.
Полгода работы в фирме отметили неожиданным и очень приятным увеличением и без того немалой зарплаты и вознаграждением, или, как здесь называют, бонусом – дополнительным месячным окладом.
У Хильды начались каникулы. Из Кельна они направились в Майстрих и дальше на запад, до Брюгге. На обратном пути из Бельгии уже затемно они въехали в тихий городок Бад-Мюнстерхайм. Симпатичная маленькая гостиница. Их обычная ночь. Утром, чуть не прозевав завтрак, который в гостинице подавали до десяти часов, они решили осмотреть городок. Даже у Хильды о нем не было представления. Оказалось, что это старинный город, известный некоторым врачам благодаря своим целебным источникам. Его центральная часть законсервирована в таком же виде, в каком она была и сто, и двести, и пятьсот лет назад.
Они медленно брели по живописным улочкам. Они долго стояли над парапетом и смотрели, как чистая вода небольшой реки струится под замшелой кладкой старинной крепостной стены.
На одной из улиц Борис загляделся и не заметил, что Хильда отстала. Она окликнула его.
Хильда стояла перед каменным обелиском высотой чуть более метра. Верхняя грань была наклонена как у пюпитра. Всю правую часть плоскости занимала примерно половина семисвечника, высеченного из того же камня. Левую половину семисвечника пожирало и уже пожрало каменное пламя, поднимавшееся из боковой грани. На стене дома над обелиском черными буквами на белом фоне было написано, что здесь находилась построенная в 1332 году синагога, которую сожгли в ноябрьскую ночь 1938 года. В «Хрустальную ночь».
Они постояли, помолчали и ушли, никак не прокомментировав увиденного. Но окликнула-то его Хильда.