Но когда Рябой отправился к дяде во двор, на поклон к Вану Помещику и его жене, и рассказал там свою удалую повесть, Ван Помещик ощутил странную зависть. Он завидовал племяннику, думая об умершем сыне и двух младших сыновьях, которыми любовался, потому что они смотрели знатными господами и держались как знатные господа, но, любуясь, смутно подозревал все же, что с ними что-то неладно. И потому, хотя он достаточно вежливо слушал рассказ рябого племянника, все же он слушал его одним ухом, и в то время как юноша с увлечением говорил, старик все время прерывал его, требуя то чаю, то трубку, то весенний халат на легком меху, потому что он зяб после захода солнца. А госпожа, поклонившись племяннику самым легким кивком, какой допускали приличия, взяла какую-то вышивку и притворилась, что очень ею занята, подбирая то один, то другой шелк к узору, громко зевала и часто спрашивала мужа то о каком-нибудь домашнем деле, от об арендаторах тех участков, какие у них еще оставались. Наконец юноша понял, что наскучил ей, перестал рассказывать и ушел, несколько растерявшись. И не успел он отойти несколько шагов, как услышал голос госпожи:
— Я рада, что ни один из наших сыновей не пошел в солдаты! У них такая низменная жизнь, и от нее молодые люди становятся грубыми и простоватыми.
И Ван Помещик отвечал добродушно:
— Да, да, это верно. А я, пожалуй, пойду ненадолго в чайный дом.
Юноша не мог знать, что оба они думали о своем покойном сыне, и сердце его ныло, когда он шел к воротам. Но у ворот стояла вторая жена Вана Помещика со своим последним ребенком на руках. Она тоже слышала рассказ молодого человека и вышла из комнаты раньше его и теперь сказала ему ласково:
— А по-моему, ты рассказывал очень хорошо, как подобает храбрецу.
И молодой человек вернулся домой утешенный.
Тридцать дней оставался дома рябой племянник Вана. Тигра, потому что мать воспользовалась этим случаем, чтобы женить сына на его невесте, девушке, которую она выбрала для него несколько лет тому назад. Девушка эта была дочь соседа-ткача, но не бедного и простого ткача, который нанимается на работу к другим. Нет, отец девушки ткал шелк на собственных станках, имел двадцать учеников и ткал яркие шелка и цветистые атласы, а в городе этим ремеслом занимались немногие, и дело его процветало. Девушка тоже ему помогала и была искусна в этом деле, и, если весна стояла холодная, сама выводила шелковичных червей из грены,[3]
прикладывая ее к теплому телу, знала, как нужно кормить червей, чтобы они хорошо росли, и кормила их шелковичными листьями, которые собирали ученики; и кроме того умела разматывать шелковичные коконы. Все это она умела, и все это было редкостью в том городе, потому что семья эта пришла из других мест поколением раньше. Правда, ее жениху такое уменье было совсем не нужно; однако жене Вана Купца казалось, что такие знания важны для девушки и что они воспитывали в ней бережливость и деловитость.А молодому человеку было очень мало дела до познаний невесты, но он был рад, что женится, потому что ему было уже двадцать четыре года и его тревожили желания; ему было приятно, что девушка такая чистенькая и довольно миловидная и как будто не слишком сварливая, — для него было достаточно и этого.
И когда справили свадьбу, — а справляли ее как следует, но не слишком пышно, — он возвратился в тот город, который назначил ему Ван Тигр, и взял с собой жену.
XXV