Сыновья

— Некому, господин мой! Мы пожаловались бы на него высшим властям, если бы от этого был какой-нибудь толк. Как-то раз мы ходили в ямынь,[1] туда, где живет начальник нашей области. Мы рассказали ему о нашем деле и просили прислать к нам солдат, взяв подмогу у другого начальника, который выше его; мы думали, что, может быть, вместе им удастся прогнать нашего притеснителя. Однако, господин, когда пришли эти солдаты, оказалось, что это жестокие люди; они долго прожили в наших домах, насиловали наших дочерей, ели, сколько хотели, не платили нам и в конце концов стали для нас непосильным бременем. А кроме того, они были такие трусы, что разбежались, как только запахло битвой, и бандиты после этого еще больше осмелели. Мы опять пошли к начальнику и попросили его взять своих солдат обратно. Но вышло еще хуже, потому что многие из солдат пристали к бандитам, говоря в свое оправдание, что им давно не платят, а есть что-нибудь нужно, и нам стало еще хуже прежнего, потому что, куда бы солдат ни ушел, он берет с собой винтовку. И этого еще мало: наш начальник, который живет в главном городе области, прислал к нам своих сборщиков и наложил на нас всех большие налоги, — на крестьян и на лавочников тоже, — говоря, что государство вошло ради нас в большие расходы, и мы должны их оплатить. Мы-то хорошо знали, что деньги пошли не государству, а ему самому на опиум, и с тех пор не просили помощи, думая, что лучше каждый праздник платить Леопарду, сколько нужно, чтобы он не притеснял нас сверх меры. Хорошо еще, что пока нет голода, но урожай был неплохой уже несколько лет подряд, и, должно быть, небо скоро пошлет нам голодный год, и впереди нас ждет много тяжелых лет. Не знаю, что мы тогда будем делать.

Ван Тигр внимательно выслушал весь этот длинный рассказ, сидя за чаем, и потом спросил:

— Где живет этот Леопард?

Тогда хозяин взял Вана Тигра за рукав, подвел его к маленькому окну, выходящему на восток, и, указывая своим крючковатым, запачканным в вине пальцем, сказал:

— Вон там видна гора с двумя вершинами, она называется горой Двуглавого Дракона. Между гребнями лежит лощина, в этой лощине — становище бандитов.

Это-то и нужно было знать Вану Титру, но притворяясь, что ему совсем нет до этого дела, он сказал небрежно, поглаживая пальцами свой твердый рот:

— Что ж, я буду держаться подальше от этой горы. А теперь мне пора в дорогу, я еду домой, на Север. Вот деньги, которые я тебе должен. А вино, как ты и говорил, очень хорошее, крепкое и приятное на вкус.

Потом Ван Тигр вышел из лавки, снова сел на коня и со своими двумя спутниками поехал окольным путем, чтобы не проезжать больше мимо деревень. Он ехал, поднимаясь на вершины обступивших его кругом холмов, где было безлюдно, хотя люди были недалеко, потому что вся эта местность была распахана и изобиловала поселками и деревнями. Но он не отрывал глаз от двуглавой горы и направил своего коня к югу от нее, к другой горе, пониже первой и кое-где поросшей соснами.

Весь этот день они ехали молча, потому что никто не смел заговорить с Ваном Тигром, если он не начинал первым, — разве только когда было какое-нибудь неотложное дело. Один раз Рябой вздумал было запеть вполголоса, потому что он был из тех, кому трудно молчать, но Ван Тигр строго на него прикрикнул, не будучи расположен слушать пение.

К концу дня, перед заходом солнца, они достигли подножия поросшей соснами горы, к которой ехали много часов подряд, и Ван Тигр сошел с усталого коня и начал взбираться на гору по грубым каменным ступеням. Ступени вели на вершину, и он шел впереди, а спутники его следовали за ним, и животные спотыкались о камни, а гора с каждым шагом становилась все круче; дорога шла по скалам, и горные ручьи мелькали там и сям меж камней и деревьев, и везде росли травы, высокие и густые. Мох, покрывавший камни, был мягок, и на нем почти не было заметно следов, словно не больше одного-двух человек прошли этой тропой. К заходу солнца они достигли конца горной дороги, она кончалась у храма, выстроенного из дикого камня и прилегавшего к утесу, так что этот утес служил задней стеной храма. Деревья почти совсем скрывали храм, но выцветшие красные стены были видны издали, потому что заходящее солнце ярко их освещало. Храм был небольшой, старый и полуразвалившийся, и ворота его стояли на запоре.

Ван Тигр подошел к храму и долго стоял, приложив ухо к запертым воротам. Но ничего не было слышно, и он начал стучать в них ручкой своей ременной плетки. Долгое время никто не подходил, и тогда он застучал яростно и сердито. Наконец ворота слегка приоткрылись, и выглянуло бритое лицо священника, очень старое, сморщенное лицо. И Ван Тигр сказал:

— Мы ищем приюта на ночь, — и голос его звучал грубо, резко и ясно в окружающей тишине.

Но священник приоткрыл еще чуть-чуть ворота и сказал тонким, слабым голосом: