Сыновья

Он велел племяннику пойти в зал и громко позвал солдата, чтобы он сейчас же принес для мальчика еды и питья. Но шум разбудил солдат; один за другим они выбежали и столпились во дворе, освещенные сиявшим с высоты месяцем; всем им хотелось послушать о том, что видел мальчик. Тогда Ван Тигр, увидев, что мальчик наелся и напился и теперь не скоро заснет, возбужденный своей удачной вылазкой и сознанием собственной важности, заметив, что рассвет уже близок, сказал:

— Ну, рассказывай, а потом пойдёшь спать.

И мальчик сел на алтарь перед Буддой с завешенным лицом и начал:

— Я все шел и шел, а та гора вдвое выше этой, дядя, и становище бандитов на самом верху, во впадине, круглой, как чаша. Хорошо бы нам захватить и гору, когда мы захватим область. У них там есть дома, и становище похоже на маленькую деревню. Я сделал так, как ты сказал, дядя. Вечером подошел к воротам, притворился, будто хромаю; за пазухой у меня лежали убитые птицы, — а на той горе есть редкие птицы, самых ярких цветов. Я убил одну, ярко-желтую, всю словно золотую, — она и сейчас со мной, такая красивая.

Тут он вытащил из-за пазухи желтую птицу, и она легла у него на ладони мягко и безжизненно, похожая на горсточку легкого золота. Вана Тигра раздражало такое ребячество — ему хотелось поскорее услышать рассказ, но он сдержался и предоставил мальчику рассказывать по-своему, а тот бережно положил птицу возле себя на алтарь, обвел взглядом слушавших его солдат, освещенных пылающим факелом, который Ван Тигр приказал зажечь и воткнуть в полную пепла курильницу на алтаре, и продолжал:

— И вот, когда они услышали стук в ворота, то подошли и открыли сначала маленькую щелку посмотреть, кто стучит. А я жалобно плакал и говорил: «Мой дом далеко, я заблудился, ночь застала меня в пути, я боюсь диких зверей — пустите меня в храм!» Тогда тот, который открывал ворота, опять захлопнул их и побежал кого-то спрашивать, а я плакал и стонал как можно жалобней, — тут он застонал, показывая, как он это делал, а солдаты покатились со смеха, и то один, то другой из них кричал в восхищении: «Ах ты, маленькая обезьяна, рябой дьяволенок!» Мальчик от удовольствия ухмылялся во всю ширь рябого лица и продолжал:

— Наконец они меня впустили, и я, как умел, прикинулся дурачком, а когда съел чашку каши с пшеничным хлебом, притворился, что только сейчас понял, куда попал, и принялся вопить, будто бы с испуга: «Я хочу домой! Мне здесь страшно, вы бандиты, я боюсь Леопарда!» Я побежал к воротам и стал просить, чтобы меня выпустили: «Уж лучше я пойду к диким зверям!» Тогда все они засмеялись моей простоте и, утешая меня, сказали: «Не думаешь ли ты, что мы тронем мальчика? Подожди до утра, а тогда ступай себе с миром своей дорогой». И немного погодя я перестал дрожать и плакать и притворился, что не так уж боюсь, и тогда они стали меня спрашивать, откуда я, и я сказал, что из деревни по ту сторону горы. Я знаю, как она называется. Потом они спросили меня, что я про них слышал, и я сказал, будто бы слышал, что они очень храбрые и бесстрашные люди и что главарь у них не человек, а оборотень с головой леопарда, и что мне хотелось бы посмотреть на него, только я боюсь, не очень ли он страшен. Тогда все засмеялись, и один из них сказал: «Пойдем, я тебе покажу его». И повел меня к окну; там внутри горели факелы, и, заглянув снаружи из темноты, я увидел, что в комнате сидит их главарь. Он, и правда, страшен и уродлив с виду, дядя, голова у него широкая на макушке и покатая на лбу, и от этого он похож на леопарда, он сидел с молодой женщиной и пил вино. Она тоже злющая с виду, но все-таки красивая, и они пили вино по очереди из одного кувшина. Сначала отпивал он, а потом она.

— Сколько там людей и какие у них ружья? — спросил Ван Тигр.

— О, людей там много, — отвечал мальчик уже без улыбки. — Воинов в три раза больше, чем у нас, и много прислужников; есть женщины, всюду бегают маленькие дети, есть и подростки вроде меня. Я спросил у одного из них, кто его отец, и он ответил, что они не знают отцов, а только матерей. И это тоже чудно. У всех воинов есть ружья, а у прислужников серпы и ножи и другое нехитрое оружие. А на верхушках утесов, вокруг становища, лежат груды валунов, их они скатывают на нападающих; и туда ведет только одна дорога, потому что везде кругом скалы, и у входа в ущелье всегда стоит стража. Когда я проходил мимо, часовой спал, и я прокатился мимо него. Он спал так крепко, что я мог бы захватить его ружье, — оно валялось возле него на скале, а он так храпел, что ничего не почувствовал бы. Но я не взял, хоть мне и хотелось, — иначе они подумали бы, что я не тот, кем прикинулся.

— А воины у них высокие и храбрые с виду? — опять спросил Ван Тигр.