Шенгузен смотрел на Ратхаусмаркт, где на высоком цоколе памятника, верхом на коне, красовался император Вильгельм Первый с таким видом, точно он вот-вот сорвется и галопом поскачет прямо в ворота ратуши. Народные низы могут превратиться в сильнейшую угрозу для прогресса, размышлял Шенгузен. Толпа глупа и наивна, как дитя. Она бунтует ради удовольствия позабавиться, поиграть с врагами в кошку и мышку, погонять их туда и сюда, заставить трястись от страха, но, в конце концов, она же их и помилует… Нельзя удовлетворять требования народа во имя его же блага… Удивительно, до чего люди слепы! Не видят, что настали новые времена! Они ведут себя совершенно безответственно, как будто в нашем городе и во всей стране ничего не изменилось, как будто здесь, на моем месте, все еще сидит какой-нибудь толстосум-бакалейщик… Воспитать в народе чувство политической ответственности — чертовски трудная задача, действовать надо без народа, против народа, во имя народа. Придет, конечно, пора, когда мы действительно сможем положиться на народ, но, — Шенгузен покачал тяжелой головой, — но до того времени еще немало воды утечет… Так как же все-таки усмирить мятеж? Как совладать с толпой?..
Тут он вспомнил, что за городом, в Баренфельде, проводятся ученья так называемых «временных добровольцев»; политически — это совершенно незрелые элементы, которых больше всего привлекает самая игра в солдатики. Еще недавно социал-демократы Баренфельдского района выражали по этому поводу преувеличенные опасения и протесты. Эти идиоты плели что-то о возрождении милитаризма… Какой там милитаризм, если несколько сот восторженных юношей занимаются военным спортом?
Гм… А что, если дать им задание? Если приказать им навести порядок? Это подчинит их нашему политическому влиянию и помешает, быть может, пристать к какой-нибудь безответственной авантюре!
Шенгузен прикидывал: если доложить обо всем партийному руководству, может произойти проволочка; в правлении партии тоже есть заводские рабочие, а это народ несговорчивый. Согласятся ли они на такой шаг? Нет, нет, уж лучше поставить их перед совершившимся фактом. Добиться согласия на свое предложение у социал-демократов — членов сената — много легче. Разумеется, действовать только на собственный страх и риск нельзя, надо же как-никак и демократические принципы блюсти…
Через час в кабинете Шенгузена собрались сенаторы социал-демократы. Они решили собственными силами покончить с уличными волнениями и не переносить вопроса на пленарное заседание сената. «Полицей-сенатор» Гензель взял все на себя и обещал сейчас же принять необходимые меры.
Отряд баренфельдских добровольцев получил приказ двинуться в город, к ратуше, и восстановить порядок. В полном походном вооружении, в стальных касках, с пулеметными лентами, полными боевых патронов, сто двадцать добровольцев отбыли на грузовиках из баренфельдского лагеря.
Но Шенгузен и его присные сильно просчитались; одного лишь появления солдат оказалось недостаточно, чтобы рассеять толпу. Среди тысяч людей, собравшихся на улице, было много таких, которые не один год носили оружие и дрались на всех фронтах под ураганным огнем, нередко и врукопашную. Они не испугались ста двадцати вооруженных буржуйских сынков, эти молодчики даже при полной боевой выкладке не произвели на них ровно никакого впечатления.
Мужчины и женщины окружили три грузовые машины, остановившиеся на Ратхаусмаркте, и рассматривали парнишек, выряженных в солдатские мундиры точно для маскарада. Ах ты, господи, ведь молокососы же, им бы в жмурки играть! Бледные и испуганные, смотрели они из-под своих громадных стальных касок на шумящую толпу.
Слова команды… Винтовки взяты на прицел.
Еще команда — и выстрелы хлестнули по толпе на Ратхаусмаркте.
Люди метнулись и с криками бросились кто куда. На асфальте широкой площади остались убитые и раненые.
Борьба продолжалась три дня и три ночи. И все три дня Вальтер не ходил ни в ремесленную школу, ни на завод. Он оставался с борющимися рабочими — подносил боеприпасы, исполнял обязанности связиста. Он спал с ними в подъездах, под лестницами. Карабкался с ними по крышам, чтобы установить, где залегли стрелки-одиночки.
Ратуша была оцеплена. Не раз Вальтер обегал кольцо осаждающих. На линии огня с винтовкой в руках стояли большей частью судостроительные и портовые рабочие; были и матросы. Уже в разгаре боя пришлось создавать боевое командование. Лишь немногие знали друг друга, и все же трое наиболее энергичных бойцов вскоре составили военный штаб, а один металлист, который всю войну провел на фронте, но не получил даже унтер-офицерского звания, взял на себя общее командование; его приказы были осмотрительны и находчивы.
Наутро после той ночи, когда рабочие окружили ратушу, добровольцы попытались сделать вылазку. Они пробились на Менкебергштрассе до церкви св. Петра, но не дальше. По задворкам и крышам рабочие пробрались к Ратхаусмаркту и таким образом оказались в тылу противника. После нескольких залпов добровольцы поспешно бежали в ратушу.