Шаг за шагом кольцо осады стягивалось все теснее. Вальтер вместе с одним молодым грузчиком пробрался по крышам к Новому Валу. Здесь, в помещениях торговых домов, уже засели рабочие и вели огонь по ратуше, отделенные от своих противников какими-нибудь двадцатью метрами. Вальтер и его товарищ доставляли боеприпасы и, если требовалось, уносили раненых с линии огня.
Он слышал, что готовится штурм, который начнется сразу со всех сторон. Но до этого дело не дошло; отчаянно смелый маневр группы рабочих решил исход борьбы: отряд, засевший в ратуше, капитулировал.
На выручку осажденному отряду сенат вызвал из баренфельдского военного лагеря последние, еще остававшиеся там части добровольцев. Однако лагерь оцепили вооруженные рабочие, большей частью социал-демократы, имевшие поблизости небольшие огороды. Все же одной конно-артиллерийской батарее удалось прорвать кордон и бешеным галопом умчаться в город.
На улицах, по которым неслась батарея, люди в диком страхе бросались в подъезды и ворота домов. Все произошло так неожиданно, что не было даже времени поставить на пути батареи какие-нибудь заслоны.
На повороте у Цейгхаусмаркта опрокинулась одна пушка. На мостовой осталось два тяжело раненных добровольца. Трое остальных пытались бежать, но толпа догнала их, избила и передала бойцам народной армии. Две другие орудийные повозки помчались дальше, через Старый город к ратуше.
У Старого Штейнвега, где улица круто спускается к Редингсмаркту, несколько отважных рабочих бросились наперерез мчавшимся орудийным повозкам и схватили лошадей за уздечки. Их протащило по мостовой, но все-таки им удалось вскочить на повозки и сбросить солдат с козел.
Рабочие с торжеством отвезли захваченные пушки на Ратхаусмаркт и установили на берегу Альстера, прямо против ратуши.
Первый снаряд попал в центральное окно фасада.
Второй — пробил дыру в фасадной стене.
Больше стрелять не понадобилось — отряд, занявший ратушу, выкинул белый флаг.
Рабочие победили, и гнев их утих. Около ста добровольцев были взяты в плен и под конвоем солдат народной армии отправлены из ратуши на Хайлигенгайстфельд.
Все это были гимназисты, безусые парни. Они шли по Кайзер-Вильгельмштрассе с поднятыми вверх руками; толпа осыпала их бранью и проклятьями.
— Расстрелять бандитов!.. Они убивали женщин и детей! Прикончить их, собак!..
Бойцам народной армии, охранявшим пленных, нелегко было оградить их от насилий со стороны тысяч людей, запрудивших улицы.
— Стойте, что вы делаете!.. Ведь это пленные! Назад! Пленных не бьют!..
— Ого! Хотите отпустить их на волю? Пусть себе убивают рабочих, женщин, детей?..
Десятитысячная толпа, собравшаяся на Хайлигенгайстфельде, окружила пленных, которые шли, как им было приказано, со скрещенными на затылке руками, в их лицах, белых как мел, была растерянность, в глазах — смертельный страх.
Пожилой рабочий с винтовкой через плечо выступил вперед и обратился к толпе с речью. Он рассказал о преступлении этих незрелых мальчишек, как он их назвал, изобразил их обманутыми, запуганными, введенными в заблуждение. Громким голосом спросил он у пленных, готовы ли они присягнуть, что никогда больше не поднимут оружия против народа?
Из кучки испуганных пленных послышалось невнятное утвердительное бормотанье.
После этого их временно заперли в ближайшей церкви, так как управление следственной тюрьмы отказалось их принять.
Рабочие одержали победу над дружинами добровольцев, фрайкоровцами. По мнению социал-демократического сената города Гамбурга, это грозило серьезными последствиями. На сей раз сенаторы решили просить правительство о вмешательстве.
Генерал фон Леттов-Форбек, бывший командующий войсками в Восточной Африке при Вильгельме II, получил приказ военного министра, народного депутата Носке, образумить Гамбург. Для этой цели в распоряжение генерала предоставили стрелковую бригаду и шлезвиг-гольштейнский фрайкор.
В конце июня окружение Гамбурга было завершено. Первого июля войска в полном боевом порядке вступили в город, объявленный на осадном положении.
Во главе одной из рот шагал… обер-лейтенант Гейнц Отто Венер.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
Через Фельдштрассе длинными колоннами шли батальоны генерала фон Леттов-Форбека. Гул солдатских шагов, ржанье лошадей и грохот колес доносились в комнату, где сидели в темноте Карл Брентен и его сын. На улицах, по которым проходили войска, приказано было в этот вечер погасить все огни. Запрещено было также открывать окна. В случае нарушения приказа стрелять без предупреждения, — говорилось в расклеенных по городу объявлениях за подписью командующего войсками.
Долго сидели отец и сын друг против друга. Вальтеру казалось, что в каждом вздохе отца слышится ярость и ненависть; отец дышал тяжело, словно в горле у него стоял ком.
Да и Вальтер был глубоко подавлен оборотом событий. Неужели конец? И опять — по милости прусской военщины? Стоит народу зашевелиться, и по городам уж маршируют солдаты… Всегда так было в Германии. Неужели и теперь повторится та же трагедия?