Тимм поблагодарил «господина капитана». Тот вскочил и спросил, устремив на Тимма пронзительный взгляд, доволен ли он его распоряжениями.
К безграничному удивлению Вальтера, Тимм не колеблясь ответил:
— Чрезвычайно, господин капитан!
С проворством, невероятным для такого одеревеневшего старца, капитан обежал стол, схватил обеими руками руку Эрнста Тимма и сказал растроганным голосом:
— Вы — в моем духе! Благодарю бога за то, что он вас послал к нам!
Молча, с застывшим лицом, Тимм вышел из комнаты. Рабочие и Вальтер последовали за ним.
— Где мы можем поговорить так, чтобы нам не мешали? — спросил Тимм.
— Лучше всего пойдемте ко мне домой. Там спокойно, — сказал один из легердорфовцев.
— А не лучше ли в контору на джутовой? Я председатель фабричного комитета.
— Где находится джутовая фабрика? — спросил Тимм.
— Да здесь же. В двадцати шагах!
— Пошли! — решил Тимм.
Без лишних слов все двинулись в темноте за ним и председателем фабкома, прямо через фабричный двор в кабинет директора.
Вальтер все время колебался: сказать ли Тимму свое мнение об этом призраке с того света — отставном капитане? Юноше становилось не по себе при мысли, что Тимм может подчиниться такому командиру. Он все-таки решил ничего не говорить; он не доверял себе — а вдруг Тимм неправильно истолкует его побуждения, подумает, что Вальтер хочет его поучать, вмешивается не в свое дело.
Тимм, опершись о директорский письменный стол, смотрел на легердорфских товарищей, которые удобно расположились в кожаных креслах.
— Вы ответственные представители рабочих? — спросил он.
Те утвердительно закивали.
— Товарищи, в здравом ли вы уме? Что вас заставило довериться этой мумии? Ведь это форменный кретин! Одержимый милитарист! Он может навлечь на нас величайшее и непоправимое несчастье!
Смущенное молчание. Рабочие переглядывались, некоторые сконфуженно улыбались. Вальтер же почувствовал, что у него камень с души свалился. И он смеющимися от удовольствия глазами смотрел на Тимма, который без улыбки, не меняя выражения лица, стоял у стола.
— Да что оставалось делать, ведь у нас никого другого не было… Будь Эвальд жив!.. А Тиде арестован и…
— Кто это — Тиде? — спросил Тимм.
— Член городского совета Итцехоэ, коммунист!
— А кто его арестовал?
— Известно кто! Белобандиты!.. Фрайкоровцы!.. Они арестовали несколько десятков ведущих работников! Конечно, будь все наши здесь…
— Ну, ладно! — Тимм прервал эти попытки оправдаться. — Мешкать, товарищи, нельзя ни минуты больше. Необходимо немедленно посовещаться, уяснить себе, что следует предпринять. Садитесь ближе, Нам нужна карта. Но раньше чем заняться картой, я задам вам несколько вопросов. Первое: как у нас с оружием? Сколько боеспособных людей? Второе: какими силами располагает противник в районе Легердорфа и в Итцехоэ? Третье: боевой дух крепок? А дисциплина?
Они уселись вокруг длинного стола заседаний, и Эрнст Тимм положил перед собой лист бумаги.
— Так. А теперь начнем. Только, пожалуйста, без прикрас! Кому слово?
Уже брезжило утро, когда в Легердорф прибыл велосипедист. Его тотчас же отвели на джутовую. Он доставил важные сведения из Итцехоэ. Засевшая там фрайкоровская часть, по всем признакам, собирается оставить город. До фрайкоровцев дошли слухи, что легердорфские рабочие получили будто бы значительные подкрепления.
Значительные подкрепления? Вальтер невольно улыбнулся. Не считая его, прибыло ровно три десятка человек.
Тимм отпустил курьера и, когда тот вышел, спросил:
— Знаете вы этого парня? Надежный товарищ?
Его уверили, что вполне надежный.
Тимм молча кивнул. Он долго и сосредоточенно просматривал свои заметки. Когда наконец он поднял голову, на лице его играла улыбка. У всех было ощущение, что теперь все в порядке. Тимм сказал:
— Они нас боятся. Это хорошо. Мы поможем им ускорить сборы, иначе они захватят с собой пленных — наших товарищей. Предлагаю создать три ударные группы и с трех сторон одновременно ворваться в Итцехоэ. Только с трех сторон, — чтобы дать им возможность поскорее убраться ко всем чертям. Вот посмотрите на карту, я думаю так…
Кивнув Вальтеру, он сказал:
— Ты все записывай! Оставляю тебя при себе. — Он улыбнулся, подмигнул и добавил: — Назначаю тебя своим адъютантом!
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ
Генералам не удалось свалить республику, но республика все же получила смертельный удар: она попросила помощи у генералов. Еще раз, как в 1918 году, германская демократия была поставлена перед выбором: мозолистая рука рабочего класса или когтистая лапа милитаризма.