Эвальд Холлер сначала тоже раздумывал и колебался. Но в конце концов дал свое согласие. Левые, сказал он, народ неплохой. Он убедился, что со многим еще следует бороться… Товарищи ударили по рукам: договорились! Больше того, Холлер обещал привлечь к делу своего сослуживца, тоже бывшего члена Союза социалистической рабочей молодежи. Парень отличный, смелый и надежный, сказал он.
Сложными путями Вальтер сообщил Тимму о результатах своих стараний, и тот был очень доволен. На полях своего ответного письма Тимм приписал: «А тому бандиту я уже здорово насолил!»
Вальтер тем временем узнал от Эвальда Холлера кой-какие подробности о комиссаре уголовной полиции Венере. Работает он в политическом отделе уголовной полиции. Куда угодил! Живет в небольшом загородном домике в Зазеле, И он, и жена его члены общества культуры нагого тела «Солнце и воздух»… Живут замкнутой, по-видимому согласной, семейной жизнью.
Счастлива ли она? Хорошо ли ей в ее загородном домике? Вспоминает ли она когда-нибудь об их совместных странствованиях? О Мертвом Логе? О вечере в хижине пастуха, угощавшего их овечьим сыром и «страшными» историями об этой уединенной пустоши? Или об отпуске, проведенном в Зальцхаузене, где она купила себе пестрый крестьянский костюм, который так чудесно шел к ней? Помнит ли еще, как веселы и беззаботны были они оба?
— Давай поедем в Люнебург, Кат!
— С удовольствием!
— Мы переночуем в Люнебурге, а в воскресенье побродим, дойдем до Лауэнбурга. Оттуда вернемся в Гамбург. Сообщение удобное.
Они стояли под вокзальной аркой, среди тысячных толп экскурсантов, отправлявшихся за город на конец недели — с субботы до понедельника. Кругом — шум, сутолока, давка. «Перелетные птицы» с туго набитыми вещевыми мешками на спине, с мандолинами и гитарами в руках, оживленные, радостно-возбужденные предстоящей веселой поездкой, звонко хохочут, перебрасываются шутками. А рядом с ними — солидные папаши и мамаши, разодетые по-воскресному, с тяжелыми дорожными сумками, с тросточками и зонтами. На перрон протискиваются целые ферейны, выезжающие всем составом на лоно природы. Подаются дополнительные поезда. Толпы людей безостановочно снуют во все стороны, суматошатся, громко перекликаются. Время от времени весь этот бурливый шум прорезает резкий гудок паровоза.
Субботний июльский день предвещал особенно погожее воскресенье. Облака в небе стояли высоко, сквозь них то и дело прорывалось горячее солнце. Ветра не было, но дышалось легко и свободно.
Луга Вильгельмбургского края, застланные густым зеленым ковром сочных трав, пестрые стада рогатого скота, белые домики с двускатными, красными, как киноварь, черепичными крышами, разбросанные тут и там пастбища, шоссе, обсаженные березами, порою воз или бричка, проезжающие вдали, — все казалось игрушечным, все, будто по волшебству, выскакивало из большой игрушечной коробки…
С песнями ехал веселый молодой народец туристов по цветущей летней земле, сквозь холмистые леса Герде, вдоль берегов небольших речушек, мимо сонных городков, осыпанных щедрым золотом солнца…
Приехав в Люнебург, Вальтер и Кат направились в центр города.
— Пойдем, Кат, сегодня в церковь святого Иоганна, — предложил Вальтер. — Она очень красива. Стоит посмотреть.
В гостинице «Город Гамбург» они сняли на ночь номер. Кат устроила все так просто и уверенно, что Вальтер не мог прийти в себя от удивления.
— Господам можно предложить номер на двоих? — спросил администратор.
Не успел Вальтер сообразить, что ответить, как Кат уже бросила:
— Разумеется.
— А господа… женаты? Простите, пожалуйста, но полиция требует…
У Вальтера потемнело в глазах, уши его вспыхнули огнем. Но Кат любезно ответила:
— Да, да, мы знаем. Но мы женаты!
Вальтеру ничего не оставалось, как написать на врученном ему специальном бланке: «Вальтер Брентен с женой. Прибыли из Гамбурга».
Когда они остались одни, он в ужасе зашептал:
— Как ты могла, Кат? А если полиция…
— Вздор! — невозмутимо сказала она. — Будто полиции больше нечего делать, как шнырять по гостиницам. Но портье придется щедро дать на чай.
Они отправились в церковь святого Иоганна.
Четыре года — большой, очень большой срок… Разве Рут не походила на знатную даму? Гордую и важную? А на самом деле она оказалась совсем иной — живой и веселой, порой даже задорной. Она любила меня, я знаю! Супруга комиссара уголовной полиции!..
— Почему ты так молчалив? — спросила Кат, испытующе всматриваясь в него. Было видно, что какие-то неспокойные мысли роятся у нее в голове. — Странно! — продолжала она. — Что с тобой такое?
— Да ничего. Что может быть со мной?
— Ты все еще опасаешься… насчет… насчет нашей общей комнаты?
— Нет, что ты!
— Ты рад?
— Чему?
— Предстоящей ночи, конечно.
От сильного смущения он громко, чересчур громко рассмеялся и с наигранной самоуверенностью ответил:
— Пока я радуюсь прекрасному субботнему вечеру и тому, что я в Люнебурге.