Сыновья

— О чем же шел этот политический спор?

— Я уже сказал, что не прислушивался. Я в это время читал.

На том допрос и кончился. Вальтера отправили в общую камеру, так как у следователя начался обеденный перерыв.

Он не поверил глазам своим. По камере, взявшись об руку, ходили взад и вперед Холмсен и Грюнерт. Они встретили Вальтера радостными приветствиями. На одном глазу у Холмсена была еще опухоль, на лбу и щеке еще красовались пластыри, но он сиял и улыбался, рассказывая Вальтеру, что они с Эмилем теперь друзья.

— До гроба! — подтвердил Грюнерт. — Я как выйду отсюда, тут же вступлю в его… нет, в вашу… в на-шу партию.

Холмсен спросил у Вальтера:

— Что ему от тебя надо было?

— Все, — ответил Вальтер. — На его беду, я так углубился в свою книгу, что вообще ничего не слышал.

Холмсен улыбнулся. Грюнерт сказал:

— Ты, наверно, даже не заметил, что мы дрались?

— Что? — воскликнул Вальтер, делая большие, удивленные глаза. — Неужели вы дрались?

На их отчаянный хохот в камеру влетел надзиратель и пригрозил тотчас же пожаловаться начальству, если они не будут вести себя прилично.

Наутро пятого дня голодовки начальник тюрьмы известил заключенных, что особый суд, пересмотрев дело Антона Брекера, приговоренного к смертной казни, вынес решение о помиловании с заменой первого приговора пятнадцатью годами заключения в крепость. Начальник тюрьмы призвал всех подследственных прекратить голодовку.

Стали известны подробности голодовки. Восемьсот одиннадцать человек голодали два дня, семьсот шестьдесят четыре человека — три дня, семьсот тридцать шесть человек — четыре дня. Двадцать восемь человек положили в тюремную больницу — им угрожала смерть от голода. Шестерых пришлось искусственно питать.

Общественное мнение было необычайно возбуждено сведениями о голодовке в тюрьме. На многочисленных заводах и фабриках прошли митинги солидарности, перед зданием министерства юстиции, где заседал особый состав суда, безработные устроили демонстрацию. Запрещенная коммунистическая партия выпустила и распространила огромное количество листовок. Часть листовок была подписана и рабочими социал-демократами, протестовавшими против позорной политики вожаков своей партии.

Антон Брекер был спасен. Особый суд не посмел привести в исполнение смертный приговор над одним из вождей революционных рабочих. Рабочие Гамбурга показали, что́ может сделать солидарность даже после поражения. Самые беззащитные люди, заключенные, послужили тому примером, они принесли величайшую жертву на алтарь солидарности.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ

I

ЛЕНИН УМЕР…

Вальтер Брентен, сидя в углу своей камеры у калорифера, уткнулся лицом в железо. Плоские трубы, чуть теплые, только тогда немного грели, если плотно к ним прижаться. Очень холодным был этот январь и неспокойным. Злые вихревые ветры день и ночь штурмовали тюремные стены, и холод проникал сквозь камень.

Камера Вальтера находилась на верхнем этаже, непосредственно под крышей. Из своего зарешеченного окна Вальтер видел аллеи парка; но зимой заключенные боялись камер на пятом этаже. Пока отопительный пар доходил до верхних этажей, он утрачивал свою греющую силу.

Открывая дверь камеры, кальфактор сказал безучастно, деловито, пожалуй даже равнодушно:

— Новость знаешь? Ленин умер!

— Что-о? — В руке у Вальтера задрожала кружка, в которую кальфактор наливал кофейную бурду.

— Да-да, в газетах сегодня есть.

Вальтер слышал, как кальфактор то же самое сказал заключенному, сидящему в соседней камере. Пеммеринг, дежурный надзиратель, велел сообщить эту весть всем, заключенным, хотя вообще строжайше следил за тем, чтобы при раздаче пищи между кальфакторами и заключенными не было никаких разговоров.