Сыновья

Вальтер обрадовался и зарылся головой в подушки. Он улыбался при мысли, что Фитэ спит в его постели, что он ушел от подлых преследователей. С улыбкой Вальтер и уснул.

А Фрида Брентен, убедившись, что сын спит, тихонько встала и пошла в комнату Вальтера, где на постели сына лежал незнакомый человек, беглец. Луна светила в окошко, и слабый свет ее падал на спящего. Фрида разглядывала мальчишеское лицо. О боже, как он молод! Фитэ Петер спал, упрямо сжав рот, но дышал он спокойно. Волосы упали ему на лоб, почти прикрыв глаза. Фрида Брентен бережно откинула их. «Так молод, — думала она, — а за ним уже погоня! Бедный мальчик!..»

Через несколько дней к станку Вальтера опять подошел Эрих Эндерлайт. Вальтер видел, что он сначала побывал у Петера Кагельмана, и оба поглядели в его сторону. Эрих, вопреки своему обыкновению, шел так медленно, что Вальтер сразу почувствовал — он идет с недоброй вестью.

Новость была страшная, сокрушающая. Приговоренные к смерти матросы Райхпич и Кебис расстреляны на Ванском стрельбище под Кёльном.

Друзья переглянулись. Эрих вздохнул.

— Это конец. Заключительный акт, так сказать!

— Нет, — возразил Вальтер. — Это начало, пролог, если хочешь. Главный акт следует; его недолго ждать.

— Фитэ Петер тоже арестован, — шепнул Эрих.

— Фитэ? Где его арестовали?

— Говорят, в Брауншвейге. Он сидит в подследственной тюрьме на Хольстенплаце. Ему хотят навязать процесс.

— Как они свирепствуют! — Вальтер неподвижно уставился куда-то поверх своего станка. — Верный признак, что их дело дрянь, что революция не за горами.

— Ты так думаешь? Ты в самом деле так думаешь? — сказал Эрих, и голос его дрогнул.

— Убежден, — ответил Вальтер. — Твердо убежден. Но мы, Эрих, мы с тобой должны еще тесней держаться друг друга.

— Мы с тобой, и больше никто?

— Скоро нас будет много.

Некоторые вечерние газеты сообщали подробности расстрела матросов.

Адмирал Шеер категорически отклонил прошение о помиловании… Адмирал Шеер — победитель сражения при Скагерраке! Вальтер подумал об отце, и мысль о нем больно ужалила его. И отец тоже прочитает газеты и, верно, подумает — может, урок этот излечит моего сына… Да, он окончательно излечился, на все времена, но давно уж, задолго до этого злодеяния. Занятия в кружках, несомненно, полезны, но гораздо поучительнее собственный опыт.

На смену убитым и брошенным за решетку встанут новые борцы. Надо, чтобы с каждым днем число их росло, чтобы они были все сильнее, энергичнее. Не опускать рук, не терять боеспособности, продолжать борьбу всеми средствами, всеми силами, не останавливаться ни на мгновенье!

Вальтер подумал об Ауди. Они давно не виделись. Почему? Как ненавидел Ауди этот ханжеский буржуазный мир! Из протеста носил он огненно-красную рубашку. Даже такому человеку, как доктор Эйперт, не верил. Как Ауди реагирует на все, что происходит?

Вальтер решил навестить своего друга Ауди Мейна.

IV

Трогательны эти маленькие обветшалые домишки; точно поддерживая друг друга, жмутся они по обе стороны узкого проезда. Непогода и ветры обглодали их фасады. Источенные балки торчат, как кости скелета. Проезд так узок, покосившиеся дома стоят так близко один против другого, что на улочке царит вечный полумрак, не говоря уже о комнатах.

Вальтер поднялся по истертым ступенькам винтовой лестницы с веревкой вместо перил, находившейся прямо под аркой ворот. Пахло кошками и вареной капустой. Да, это было убогое жилье пролетария. По сравнению с этим домом квартира родителей показалась Вальтеру чуть ли не барской. На одной из многочисленных дверей, выходивших в длинный узкий коридор второго этажа, была наклейка с надписью от руки: «Гедвига Мейн, вдова». Вальтер постучал.

— О! Вот это настоящий сюрприз! — Ауди пожал руку приятелю. — Слышал, слышал, что с тобой стряслось… Что, очень серьезно?.. Все время собирался тебя навестить, да каждый раз что-нибудь мешало…

С чего это такая многоречивость? Вальтеру показалось, словно Ауди не слишком обрадовался «сюрпризу».

— Ну, входи, входи в мои апартаменты. Может, они и не так богаты, как у нашего доктора Эйперта, зато здесь ты у друга. Мама сегодня стирает, кстати, тоже у доктора, у некоего доктора Фрезе. Черт его знает, может быть, и он социалист… Я как раз собрался уходить. Угадай, куда? Во «Флору»! Можешь себе представить? В этом месяце там выступают первоклассные акробаты. Удивлен? Понимаю! Но я все больше убеждаюсь, что единственное подлинное искусство — это акробатика. Осторожнее! У этого стула только три ножки. Садись сюда. Да садись же!

Вальтер сел.

Кухня, с тех пор как он был здесь в последний раз, стала еще неуютнее. На шкафчике — немытые тарелки и чашки. На столе — остатки еды. Из двух стульев один оказывается трехногий. На дверном косяке чадит маленькая керосиновая лампочка.

— Я, может, не вовремя?

— Глупости. Что значит — не вовремя? Пойдем вместе. Билет мы достанем. Выступают первоклассные силы, почти все из берлинского «Винтергартена». Женщина там одна — ну, просто бес. Одно слово — виртуозка. Работает на трапеции так, без сетки.