Сыновья Беки

Не дошло до сознания Хасана, угасавшего, как огонь из сырого кизяка, о чем говорили русские. Даже не разобрал, в каком направлении они шли. Возможно, с ужасом взирали на пожар и размышляли о том, что у горцев-де большая сила, что они, может, уже в станице? А вдруг пришел им приказ из Моздока отходить назад и они радовались этому приказу?… Ничего не знал Хасан, не знали и другие.

Белоказаки действительно отступили, но горцы узнали об этом только на рассвете следующего дня.

– Выходит, наши молодцы, все-таки напугали гяуров! – говорили люди, стараясь поддержать Торко-Хаджи. – И пожар полюг.

Торко-Хаджи из-под своих седых щетинистых бровей смотрел в сторону станицы. Сейчас он думал не о вчерашнем пожаре. Этот пожар не причинил особого урона. Сгорели только стога сена на окраине села. Торко-Хаджи хочет одного: скорее бы пришел конец всем столкновениям между соседями – вайнахами и казаками. Но как этого добиться? Одного желания мало. Сейчас, правда, затишье. Но в любую минуту бой может снова начаться. Ночью на помощь магомед-юртовцам прибыли казаки с Терека. И странное дело, несмотря на такую сильную подмогу, все они как вкопанные стоят на месте, ни на шаг не продвигаются вперед. Что бы это значило? То ли они преувеличивают силы вайнахов, то ли решили понапрасну не истреблять своих людей, сидеть и ждать, как поведут себя горцы?… Трудно, очень трудно разгадать чужие замыслы. Торко-Хаджи вздыхает. Рядом с ним опускается на землю старик с такой же подстриженной, как у него, бородой, в такой же белой чалме.

– Не думаешь ли ты, Торко-Хаджи, – говорит старик, – что ждать нам нечего, надо с боем взять станицу?…

– Верное слово, – поддакивает подошедший сзади Ази.

Несмотря на сделанное ему накануне предложение уехать, он и не подумал подчиниться – надеется, видно, рано или поздно оказать давление на Торко-Хаджи.

Торко-Хаджи не отвечает им и даже не взглядывает на говорящих.

– Если мы займем станицу, гяуры-бичераховцы не посмеют и шагу сделать в нашу сторону. Это магомед-юртовцы тянут их сюда, – поет свою песню старик.

Торко-Хаджи отрицательно качает головой.

– Заняли же мы села Ахки-Юрт и Шолхи! – говорит Ази.

– Ахки-Юрт и Шолхи – другое дело, – обрывает его Торко-Хаджи. – Это не казачьи станицы, а ингушские села. Их заняли по праву. Поймите меня, я не из страха выступаю против нападения на Магомед-Юрт. Мы бы одолели его, вызвали бы помощь из Ачалуков и Назрани и одолели бы. Только не нужна нам несправедливость…

Не говоря больше ни слова, Торко-Хаджи торопливо направляется прочь от этих назойливых людей. «Хоть бы кто-нибудь из Владикавказа приехал», – думает он.

Накануне туда ускакал Малсаг. Решили, что надо посоветоваться, как быть, что делать. Что-то он не возвращается. Доехал ли?

Торко-Хаджи шел в глубокой задумчивости, когда вдруг что-то ударило ему в голову. Он покачнулся, на миг в глазах все потемнело и закружилось. Старик напряг все силы, чтобы не упасть и чтобы никто не заметил его замешательства. Он поднял руку, потрогал голову. И шапка и чалма, что обвязана вокруг нее, были влажными. Торко-Хаджи платком накрыл голову. Скоро боль чуть улеглась. Видно, рана оказалась не страшной. Поступило сообщение, что двое убиты. Торко-Хаджи неотступно думал о том, как прекратить этот бессмысленный бой. Можно было человека послать для переговоров. Но казаки не подпустят его, застрелят. Некоторые предложили поднять на винтовке белый платок вместо флага – не воевать, мол, идет человек, но Торко-Хаджи на это не согласился: не дай бог, сочтут их за трусов!..

Вечерело, когда вдали показались три всадника. Они мчались вскачь. Уж не белоказаки ли? Может, следом и отряд?… Уже приготовились достойно встретить пришельцев, но кто-то вдруг крикнул:

– Это Малсаг!

Всадники приблизились. И правда, то был Малсаг, а с ним Дауд и какой-то русский в папахе и с маузером на боку.

Приезжие спешились и пошли прямо к Торко-Хаджи. Тотчас созвали всех командиров сотен и членов народных Советов селений.

Узнав о смерти Исмаала, и Дауд и Малсаг горько пожалели о нем. У Малсага даже слезы навернулись на глаза…

Разговор был коротким. Дауд рассказал о том, что обстановка во Владикавказе сложная. Просьба к горцам одна – по возможности не пропустить белоказаков, не дать им пройти на Владикавказ.

Пока Дауд говорил, Торко-Хаджи слушал его, прикрыв глаза, и изредка покачивал головой. Но вот он уверенно взглянул на Дауда и сказал:

– Вернешься во Владикавказ – передай Эржакинезу, что, пока хоть кто-то из нас будет жив, ни один белоказак не перейдет через перевал. А еще пусть он знает, что мы пришли сюда не грабить, а защищаться. Передай и это. – Торко-Хаджи помолчал, потом добавил: – Если до вечера войско противника больше не появится, мы отойдем, оставим в карауле человек двадцать и отойдем…

С наступлением ночи по приказу Торко-Хаджи вайнахи стали отходить.

Отъехали довольно далеко, а ни единого выстрела вслед им не раздалось.

– Может, они уснули? – прошамкал своей кривой челюстью Шапшарко.

– А может, просто не хотят возвращать нас своими выстрелами? – предположил Элберд.