Сыновья Беки

– Эх, ты, расхныкался, как девчонка. Лучше язык держи за зубами. В другой раз отделаю, сам себя не узнаешь.

С этими словами он пошел своей дорогой. Мухи, против обыкновения, не рискнул кинуть ему вдогонку угрозу, боялся, как бы Хасан не вернулся и не дал ему еще тумаков. Но когда тот ушел достаточно далеко, Мухи все же осмелел и крикнул:

– Вот пойдешь назад этой дорогой, тогда увидишь…

Хасан обернулся и едва только сделал шаг назад, Мухи кинулся во весь дух прочь.

Небо хмурое. В степи темно, мрачно. А в Тэлги-балке и вовсе сгустились тени. Склон, где было саадово сено, зловеще чернеет.

Хасан стоит с гордо поднятой головой, смотрит на склон и в душе очень доволен своим поступком. Там, где стояли копны сена, остались только кучки пепла, а на месте шалаша торчат обугленные столбы. Связанные сверху, они издали кажутся похожими на железную треногу, что ставят в очаг под чугун.

Хасан рад, что саадов работник сбежал. Не то не миновать бы безвинному человеку беды. Правда, обидно, что люди благодарят его, а не Хасана, который поджег сено… Но тут уж ничего не поделаешь. А жаль! Ведь работник всего и сделал-то, что сбежал с перепугу!

Мысли набегают в голове у Хасана одна на другую. И вот он уже думает совсем не о том. На дороге вдруг показался всадник: «Уж не Саад ли?» Но это лесничий Элмарза. Попридержав коня, он заискивающим тоном спросил:

– Что делают здесь молодцы?

– Стоим и смотрим.

– Как здорово все сгорело, а? Дотла. Умеючи поджигали.

И оттого что обычно злобный и мрачный Элмарза говорил вдруг непривычно ласково и старался казаться добродушным, Хасан почувствовал во всем этом что-то неладное.

– Интересно, кто так хорошо сработал? – продолжал Элмарза.

– Люди говорят, работник Саада, – покосился на лесничего Хасан.

– Не думаю. Он едва ли посмел бы. – Элмарза внимательно посмотрел на Хасана, потом на Хусена. – А вы, никак, за дровами?

Хасан кивнул.

– Там, на опушке, не ваши? – Элмарза показал кнутовищем ту да, где братья сложили свои дрова. И, не дожидаясь ответа, добавил: – вы никого здесь не видали, когда рубили?

– Нет…

– Странно. Вы же не слепые. Здесь работали и так уж никого не видали…

– Мы не были в этом лесу.

– Как же не были? Разве это не ваши дрова?

– Нет, не наши.

Хасан при этих словах выразительно глянул на брата, боясь, как бы тот не проговорился. Но Хусен, видать, уже давно понял, что к чему: стоял как ни в чем не бывало с наивным видом и кивал головой в знак согласия на все, что говорил Хасан.

– А где же тогда ваши дрова? – недоверчиво спросил Элмарза.

– Нигде. Мы сегодня первый день идем.

Покосившись на лесничего так, что бровь изогнулась в другу, Хасан двинулся вперед.

Элмарза задумчиво посмотрел вслед мальчишкам, покачал головой и сказал:

– Горьковат сын Беки, не сжуешь…

Немного пройдя, Хасан обернулся. Элмарза все стоял как застывший.

– Похоже, он догадывается, что это моих рук дело… – Хасан положил ладонь на плечо брата. – А ты молодец. Молчал. Ничем не выдал нас, ни словом, ни движением.

– Я же не глупый, все понимаю, – гордый доверием Хасана, ответил Хусен.

У самого леса дорога расходится в разные стороны. И лес тут, если зажмурить один глаз, кажется охапкой сена на вилах.

Хасан свернул влево. О старом месте сейчас и помышлять нельзя. А заготовленные дрова, если никто не украдет, когда-нибудь можно увезти. Ну а украдут – так тому и быть.

18

Растянувшись от подножки Аюба ничком на земле и ударившись головой о камень, Касум потерял сознание. Ему сначала почудилось, что он летит в бездонную пропасть. Летит долго. Но вот наконец он в какой-то яме. Тело болит нестерпимо. Потом все исчезло. И Касум уже ничего не чувствовал: ни тела, ни боли, ни земли. Его и самого будто не стало. Он был во власти Саада и Аюба, и те могли делать с ним что хотели…

…Кто-то льет на Касума холодную воду. «А, это мать!» – подумал Касум. Она льет и гладит своей мягкой ладонью его лоб.

– Смотри, какой ты грязный, – говаривала она часто в детстве, когда купала его во дворе под тутовником.

Вода иногда бывала очень холодной, Касум дрожал и фыркал, а мать смеялась:

– Терпи, сын мой, твой дед и отец всю жизнь купались в ледяной горной воде. И оттого они были мужчинами, настоящими горцами…

Касум открыл глаза. Вокруг никого и ничего: ни матери, ни тутовника. Только высоко в небе висит большая круглая желтая дыня. Она похожа то ли на солнце, то ли на луну – Касум никак не разберет. Не поймет он и того, ночь на земле или день… Зубы стучат от холода…

И снова Касуму кажется, что он в горах, там, где родился, где мальчишкой скакал, словно косуля.

Его село раскинулось у чистого, ясного, как звезда, родника. И ручей, что течет сейчас под Касумом, кажется ему самым родником. Да, но почему он лежит в нем? И где мать, которая только что гладила ему лоб?…

Касум попытался приподняться. Но налитое свинцом тело не слушалось. Резкая боль пронзила бока. Ныла и спина.

«Что со мной происходит?» – недоумевал Касум. Всегда подвижный и сильный, он не может одолеть тяжесть своего тела…