Сыновья и любовники

— А кому бы понравилось? — ответила она негромко, но горячо. — Что это за жизнь? Я убираю весь день, а братья в пять минут все опять перепачкают и раскидают. Не хочу я сидеть дома.

— Чего ж ты хочешь?

— Хочу что-нибудь делать. Хочу попытать счастья, как все. Почему, если я девушка, меня надо держать дома и не давать никакого ходу? Разве сидя дома я могу попытать счастья?

— Попытать счастья в чем?

— Что-то узнать, учиться, что-то делать. Это ж несправедливо, все потому, что я женщина.

Пол удивился, — с такой горечью она говорила. У него дома Энни, похоже, только радовалась, что она девушка. Меньше ответственности, беззаботней. Ее вполне устраивало, что она не мужчина. А Мириам яростно об этом жалеет. И при всем этом ненавидит мужчин.

— Но это ж все равно — что быть мужчиной, что женщиной, — нахмурился Пол неодобрительно.

— Ха! Разве? Мужчинам дано все.

— По-моему, женщины должны быть довольны, что они женщины, а мужчины — что они мужчины, — сказал Пол.

— Нет! — Мириам покачала головой, — нет! Все дано мужчинам.

— Но чего ты хочешь? — спросил он.

— Хочу учиться. Почему должно быть так, что я ничего не знаю?

— Что? Скажем, математику или французский?

— А почему мне нельзя знать математику? Да! — воскликнула она, глаза ее стали еще огромнее, в них вспыхнул вызов.

— Ну, ты можешь узнать столько, сколько знаю я, — сказал Пол. — Если хочешь, я тебя научу.

Глаза у нее раскрылись еще шире. Какой из него учитель?!

— Согласна? — спросил он.

Она опустила голову, в раздумье пососала палец.

— Д-да, — нерешительно ответила она.

По обыкновению, он и об этом рассказал матери.

— Я хочу учить Мириам алгебре, — сказал он.

— Что ж, надеюсь, ей это пойдет на пользу, — ответила миссис Морел.

Когда в понедельник вечером он пришел на ферму, сгущались сумерки. Мириам как раз подметала кухню и в эту минуту опустилась на колени перед очагом. Все ушли, она была дома одна. Она обернулась к Полу, вспыхнула, темные глаза блестели, прекрасные волосы упали на лицо.

— Привет! — мягко, певуче сказала она. — Я знала, что это ты.

— Откуда?

— Я знаю твои шаги. Никто не ступает так быстро и твердо.

Пол со вздохом сел.

— Алгеброй готова заняться? — спросил он, доставая из кармана небольшую книжку.

— Но…

Он почувствовал, что она отступает.

— Ты сказала, что хочешь, — упорствовал он.

— Прямо… прямо нынче вечером? — с запинкой спросила Мириам.

— Но я нарочно для этого пришел. И если ты хочешь учить алгебру, надо же когда-нибудь начать.

Она собрала золу в совок, посмотрела на Пола, опасливо засмеялась.

— Да, но прямо нынче! Понимаешь, я этого не ждала.

— О Господи! Кончай с золой и приходи.

Он вышел и сел на каменную скамью на задворках, где проветривались наклонно поставленные большие бидоны для молока. Мужчины были в коровниках. Слышалось, как тоненько звенят, падая в ведра, струйки молока. Вскоре вышла Мириам с большими зеленоватыми яблоками.

— Такие ты любишь, — сказала она.

Пол откусил кусочек.

— Садись, — сказал он с набитым ртом.

Мириам была близорука и заглядывала ему через плечо. Пола это раздражало. И он сразу отдал ей книгу.

— Вот, — сказал он. — Это просто буквы для обозначения цифр. Буква «а» ставится вместо двойки или шестерки.

Они занимались, Пол говорил, а Мириам, опустив голову, смотрела в книгу. Он объяснял быстро, торопливо. Она молчала. Изредка он спросит — «Поняла?» — а она в ответ только вскинет на него глаза, широко раскрытые, словно бы смеющиеся, но больше испуганные.

— Неужели не поняла? — восклицает тогда Пол.

Он чересчур спешил. Но Мириам ничего не говорила. Он опять ее спрашивал, потом его бросило в жар. Он видел — девушка, так сказать, просит пощады, рот у нее приоткрыт, глаза расширены смехом, в котором и страх, и виноватость, и стыд, и его взяло зло. Но тут появился Эдгар с двумя ведрами молока.

— Привет, — сказал он. — Чего делаете?

— Алгеброй занимаемся, — ответил Пол.

— Алгеброй! — с любопытством повторил Эдгар. И, смеясь, пошел дальше.

Пол куснул забытое яблоко, глянул на жалкую, сплошь исклеванную курами, похожую на кружева капусту, и ему захотелось ее повыдергать. Потом посмотрел на Мириам. Она углубилась в учебник, казалось, поглощена им и, однако, дрожит от страха, что не поймет. Пол рассердился. Она в эти минуты раскраснелась, похорошела. Но, похоже, всей душой молила о снисхождении. Съежившись, чувствуя, что он недоволен, она закрыла учебник. Пол мгновенно смягчился, увидел — ее мучит, что она не поняла объяснений.

Но ученье давалось ей туго. И когда перед уроком она брала себя в руки и казалась такой смиренной, Пол злился. Он кричал на нее, потом ему делалось стыдно, он продолжал урок и опять злился и ругательски ее ругал. Она слушала молча. Иногда, очень редко, защищалась. Сердито смотрела на него влажными темными глазами.

— Ты не даешь мне времени вникнуть, — говорила она.

— Ладно, — отвечал он, кидал учебник на стол и зажигал сигарету. Потом, немного погодя, в раскаянии возвращался к ней. Так шли эти уроки. Всякий раз Пол был то в бешенстве, то очень кроток.