Сыновья и любовники

Пол засмеялся. От новой, странной нотки в его голосе у Мириам перехватило дыхание.

– Побудем на воле? – предложил он.

– А дождя не будет? – спросила она.

– Нет, давай немножко погуляем.

Они пошли в поле, а потом к густым посадкам ели и сосны.

– Походим среди деревьев? – спросил Пол.

– Тебе хочется?

– Да.

Среди елей было совсем темно, острые иголки кололи Мириам лицо. Ей стало страшно. Пол такой молчаливый, странный.

– Мне нравится, когда темно, – сказал он. – Вот бы посадки были гуще – чтоб тут была настоящая непроглядная тьма.

Мириам казалось, она сейчас для него только женщина, и он забыл, что она человек, личность.

Он прислонился спиной к стволу сосны, обнял Мириам. Она отдалась ему в руки, но то была жертва, и сна принесла ее не без ужаса. Этот погруженный в себя человек с хриплым голосом был ей чужой.

Немного погодя начался дождь. Остро запахло хвоей. Пол лежал, опустив голову наземь, на прошлогодние сосновые иглы, и слушал ровный шум дождя – упорное, напряженное шипенье. Он был подавлен, угнетен. Теперь он понял, что все это время Мириам не была с ним, что ее исполненная ужаса душа оставалась далека от него. Тело его угомонилось, но и только. Безотрадна, печальна и нежна была его душа, и он с жалостью поглаживал пальцами лицо Мириам. И сейчас она опять глубоко его любила. Он ласковый, он прекрасен.

– Дождь! – сказал Пол.

– Да… на тебя льет?

Мириам потрогала руками его волосы, плечи – проверяла, падают ли на него капли дождя. А он лежал, уткнувшись лицом в прошлогоднюю хвою, и ему было на удивленье покойно. Пускай на него каплет, он не против; он бы лежал и лежал так, хоть бы и промок насквозь; казалось, сейчас все неважно, будто жизнь утекла в небытие, близкое и влекущее. Это странное, спокойное приобщение к смерти было ему внове.

– Надо идти, – сказала Мириам.

– Да, – согласился Пол, но и не шевельнулся.

Жизнь сейчас казалась ему тенью, день – белой тенью; ночь, и смерть, и покой, и бездействие – казалось ему, это и есть бытие. Быть живым, быть упорным и настойчивым – значило не быть. Превыше всего – раствориться в убаюкивающей тьме, слиться с Богом.

– Нас поливает дождь, – сказала Мириам.

Пол поднялся и помог ей встать.

– Жалко, – сказал он.

– О чем ты?

– Что надо идти. Мне так покойно.

– Покойно! – повторила Мириам.

– Никогда в жизни мне не было так покойно.

Они шли, и она держала его руку в своих. Пожимала его пальцы, и страшновато ей было. Казалось, Пол отрешен от нее; страшно было его потерять.

– Ели будто призраки среди тьмы: каждая всего лишь призрак.

Испуганная, Мириам промолчала.

– Все как-то притихло, – продолжал Пол. – Вся ночь в недоуменье и засыпает; вот так, наверно, и в смерти – мы спим в недоуменье.

Прежде ее пугало пробудившееся в нем животное начало, теперь – мистическое. Молча шла она с ним рядом. Дождь стучал по застывшим в давящей тишине ветвям. Наконец Пол с Мириам добрались до сарая для повозок.

– Давай немного постоим здесь, – сказал Пол.

Со всех сторон шумел дождь, он заглушал все остальные звуки.

– Так мне непривычно сейчас и так покойно, – сказал Пол. – Я в согласии со всем вокруг.

– Да, – терпеливо отозвалась Мириам.

Казалось, Пол опять забыл о ее существовании, хотя и сжимал ее руку.

– Отказаться от своей индивидуальности, то есть от своей воли, от всяких усилий… жить не напрягаясь, погрузиться в своего рода сон, когда сознание бодрствует… по-моему, это так прекрасно; это и есть потусторонняя жизнь… бессмертие.

– Разве?

– Да… и жить той жизнью так прекрасно.

– Это у тебя что-то новое.

– Да.

Немного погодя они вошли в дом. Все с любопытством на них поглядели. У Пола по-прежнему был сосредоточенный, покойный взгляд и ровный голос. И все, словно ощутив эту странную отрешенность, не стали донимать его разговорами.

Примерно в эту пору заболела бабушка Мириам, которая жила в крохотном домике в Буддинтоне, и девушку послали ей в помощь. Там было очень красиво и уютно. Перед домиком – большой сад, окруженный красной кирпичной оградой, у которой росли сливы. На задах – огород, отделенный от поля старой высокой живой изгородью. Славно там было. Дел у Мириам было не слишком много, она вполне успевала и читать, что так любила, и записывать свои мысли и чувства, в которых так интересно было разбираться.

На праздники бабушке полегчало, и ее повезли на день-другой к дочери в Дерби. Старушка была с причудами и потому могла вернуться совершенно неожиданно, так что Мириам осталась в ее домике одна и очень этому радовалась.

Пол часто приезжал к ней на велосипеде, и обычно они проводили время мирно и счастливо. Он не слишком ее стеснял; но вот в понедельник во время этих праздников ему предстояло провести с ней весь день.

Погода была великолепная. Он попрощался с матерью, сказав ей, куда едет. Она весь день будет одна. Это омрачало его радость; но впереди у него три свободных дня, и он намерен провести их по своему усмотрению. Так сладостно мчаться на велосипеде по утренним дорогам.