Сыновья и любовники

Приехал он около одиннадцати. Мириам хлопотала, готовя обед. Разрумянившаяся и хлопотливая, она прелестно выглядела в кухоньке. Пол поцеловал ее и сел, не сводя с нее глаз. Кухня была маленькая и уютная. Диван, покрытый чем-то вроде полотняного чехла в красную и голубую клетку, старого, не раз стиранного, но приятного глазу. В застекленной полке над угловым буфетом красуется чучело совы. Сквозь листья душистой герани в окно льется солнечный свет. Мириам стряпает в честь Пола цыпленка. Сегодня это их дом, и они муж и жена. Он разбивает для нее яйца и чистит картофель. Мириам, как и его мать, дарит ему ощущение дома, думает Пол; и как же она сейчас хороша, раскрасневшаяся от огня, с упавшими на лоб кудрями.

Обед удался на славу. Как положено молодому мужу, Пол разрезал цыпленка. Все время они увлеченно, без умолку болтали. Потом он вытер вымытые ею тарелки, и они пошли в поле. Веселый ручей сбегал с крутого берега в болотце. Здесь они побродили, нарвали немного еще не отцветшей калужницы и массу больших голубых незабудок. Потом Мириам с охапкой цветов села на берегу, больше всего набралось золотистых кувшинок. Она пригнулась к калужнице, и лицо ее покрылось золотой пыльцой.

— У тебя лицо светится, — сказал Пол, — будто в преображении.

Мириам неуверенно на него посмотрела. Он засмеялся просительно, взял ее руку. Стал целовать ей пальцы, потом лицо.

Мир вокруг был весь залит солнечным светом, он пребывал в покое, но не спал, а трепетал, будто ждал чего-то.

— Никогда не видел ничего красивей, — сказал Пол. Он крепко сжимал руку Мириам.

— А ручей на бегу тихонько поет… тебе нравится? — Она посмотрела на него с любовью. Глаза у него сейчас были очень темные и очень блестели.

— Правда, день сегодня особенный? — спросил Пол.

Она тихонько согласилась. Она и вправду была счастлива, он это видел.

— Наш день… только мой и твой, — сказал он.

Они еще помешкали. Потом встали, под ногами у них стелился душистый тимьян, с высоты своего роста Пол простодушно посмотрел на Мириам.

— Пойдем? — спросил он.

Молча, взявшись за руки, они пошли домой. По тропинке навстречу Мириам кинулись куры. Пол запер дверь, они остались в домике совсем одни.

Никогда ему не забыть, как она лежала на постели, когда он отстегивал воротничок. Сперва он увидел лишь, как она прекрасна, и красота ее его ослепила. Он и не представлял, что тело может быть таким прекрасным. Он стоял, не в силах ни двинуться, ни заговорить, смотрел на нее и в изумлении чуть улыбался. А потом пришло желание, и он пошел к ней, но она умоляюще подняла руки, и он посмотрел ей в лицо и остановился. Большие карие глаза смотрели на него спокойно, покорно, с любовью; она лежала так, будто принесла себя в жертву: вот оно для него, ее тело, но глаза, будто у зверька за миг до заклания, остановили Пола, и желание погасло.

— Ты хочешь быть со мной, ты уверена? — спросил он, словно холодная тень пала на него.

— Да, я уверена.

Она была очень спокойна, очень тиха. Только одно она понимала, что так надо ради Пола. А ему нестерпимо это было. Она готова принести себя в жертву, так сильно она его любит. И он должен принять ее жертву. Нет, лучше оказаться бесполым или умереть, мелькнула мысль. Потом он закрыл глаза, чтобы не видеть ее лица, и кровь в нем вновь забурлила.

А потом он ее любил, любил всеми фибрами своего существа. Он ее любил. И, однако, ему почему-то хотелось плакать. Что-то тут было нестерпимое, и он мучился за нее. Он оставался с ней до поздней ночи. Потом ехал домой и чувствовал, что наконец-то он посвящен. Теперь он уже не юноша. Но почему же ноет душа? Почему так сладостна, утешительна мысль об иной, загробной жизни?

Он провел с Мириам всю неделю и, прежде чем страсть его насытилась, довел ее до полного изнеможения. Всякий раз он словно по злой воле не принимал ее в расчет, им владела грубая сила чувства. Но часто так поступать он не мог, и оттого оставалось ощущение провала, приходили мысли о смерти. Если он по-человечески был с нею, он забывал о себе, о своем желании. Если овладевал ею, забывал о ней.

— Когда я прихожу к тебе, ты ведь, в сущности, не хочешь быть со мной? — спросил он однажды, и глаза его потемнели от боли и стыда.

— Конечно, хочу! — сразу ответила Мириам.

Пол посмотрел на нее.

— Нет, — сказал он.

Ее стала бить дрожь.

— Понимаешь, — сказала она, прижав его лицо к своему плечу, чтобы его не видеть, — понимаешь… так, как мы сейчас… разве могу я к тебе привыкнуть? Если б мы поженились, все бы наладилось.

Пол приподнял голову, посмотрел на нее.

— Ты хочешь сказать, что так, как у нас сейчас, это каждый раз потрясение?

— Да… и…

— Ты всегда так скована.

Мириам дрожала от волнения.

— Понимаешь, — сказала она, — я не привыкла к мысли, что…

— Последнее время привыкла, — сказал он.

— Но всю жизнь до этого. Мама говорила мне: «Есть в браке одна сторона, которая всегда ужасна, но приходится терпеть». И я ей верила.

— И все еще веришь, — сказал Пол.

— Нет! — поспешно воскликнула она. — Я, как и ты, верю, что любовь, даже эта ее сторона, вершина жизни.