Сыновья и любовники

— Я бы не прочь носить красный мундир… или темно-синий, он бы мне больше подошел… если б только мной не слишком командовали.

Но мать уже не слушала его.

— Надо же, только начал продвигаться по службе… мог бы начать продвигаться… несносный мальчишка… идет и губит всю свою жизнь. А после армии ну какой из него будет толк?

— Его могут отлично вымуштровать, — сказал Пол.

— Вымуштровать!.. Вышибут из него последние мозги. Солдат!.. обыкновенный солдат!.. просто-напросто кукла, которая двигается по команде. Ну и ну!

— Не понимаю, почему ты так огорчаешься, — сказал Пол.

— Где ж тебе понять. Зато я понимаю. — И, переполненная горем и гневом, она откинулась в кресле, оперлась подбородком на руку, которую поддерживала другой рукой.

— А в Дерби поедешь? — спросил Пол.

— Да.

— Толку не добьешься.

— Там видно будет.

— Дала бы ему лучше остаться в армии. Для него это самое подходящее.

— Ну конечно! — воскликнула мать. — Уж ты-то знаешь, что ему подходит!

Она собралась и первым же поездом отправилась в Дерби, повидала сына и сержанта его части. Но все без толку.

Вечером, когда Морел обедал, она вдруг сказала:

— Мне сегодня пришлось съездить в Дерби.

Углекоп поднял глаза, на чумазом лице сверкнули белки.

— Вот как, лапушка? С чего это ты?

— Да из-за Артура!

— А-а… чего ж такое опять?

— Всего-навсего записался в армию.

Морел положил нож, выпрямился на стуле.

— Нет, — сказал он. — Не может такого быть!

— И завтра отправляется в Олдершот.

— Ну и ну! — воскликнул Морел. — Чудеса! — Он задумался на миг, хмыкнул и опять принялся за еду. Вдруг лицо его исказилось гневом. — Чтоб ноги его больше не было в моем доме, — заявил он.

— Придумал! — вскричала миссис Морел. — Такое сказать!

— Верно говорю, — повторил Морел. — Раз его дернула нелегкая записаться в солдаты, пускай дальше сам о себе заботится. От меня ему больше подмоги не видать.

— Можно подумать, ты ему много раньше помогал, — сказала она.

В этот вечер Морел даже постыдился пойти в пивную.

— Ну, ты ездила? — спросил Пол, придя домой.

— Ездила.

— И удалось с ним повидаться?

— Да.

— Что же он сказал?

— Когда я уходила, он расплакался.

— Хм!

— И я тоже заплакала, так что нечего хмыкать!

Миссис Морел волновалась за сына. Она знала, армия не придется ему по вкусу. Так и получилось. Дисциплина была ему невыносима.

— Но доктор говорит, Артур прекрасно сложен, почти идеально, — не без гордости сказала она Полу. — У него все мерки правильные. И знаешь, он хорош собой.

— Он замечательно хорош собой. Но девушки не так за ним бегают, как за Уильямом, правда?

— Да. У него характер другой. Он весь в отца, безответственный.

Желая утешить мать, Пол теперь не так часто уходил на ферму Ливерсов. И на осенней выставке студенческих работ в Замке он выставил два этюда: акварель — пейзаж и масло — натюрморт, и за оба получил первый приз. Он был рад и счастлив.

— Ма, как по-твоему, что мне присудили за мои работы? — спросил он однажды вечером, вернувшись домой. По глазам сына миссис Морел видела, что он рад. И покраснела от удовольствия.

— Откуда же мне знать, мой мальчик!

— Первый приз за те стеклянные кувшины…

— Хм!

— И первый приз за тот набросок на Ивовой ферме.

— За оба первый?

— Да.

— Хм!

Она сидела розовая, сияющая, хотя так ничего и не сказала.

— Славно, — сказал он. — Правда?

— Правда.

— Отчего ж ты не превозносишь меня до небес?

Мать рассмеялась.

— Мне трудно было бы стащить тебя обратно на землю, — ответила она.

И однако, она была безмерно рада. Когда-то Уильям приносил ей свои спортивные трофеи. Она и по сей день хранила их и не смирилась с его смертью. Артур красивый… по крайней мере превосходный образчик, и к тому же сердечный, великодушный, и, возможно, в конце концов все у него образуется. А вот Пол должен отличиться. Она очень в него верила, тем больше, что сам он и не подозревал о своих возможностях. Он может многого достичь. Ее жизнь была богата надеждой. Она еще увидит, как сбудутся ее мечты. Ее усилия не напрасны.

За время выставки миссис Морел несколько раз тайно от Пола побывала в Замке. Она бродила по длинной зале, рассматривала другие картины. Да, они хороши. Но не хватает им чего-то такого, что утолило бы ее душу. Иным она завидовала, так они были хороши. Подолгу смотрела, пытаясь найти в них какой-нибудь недостаток. И вдруг ее осенит, сердце так и заколотится. Это же картина Пола! Она знала ее, как если б картина запечатлена была у нее в сердце.

«Имя — Пол Морел — Первая премия».

Так странно это выглядело здесь, на людях, на стенах Галереи Замка, где столько картин она повидала на своем веку. И она огляделась, заметил ли кто-нибудь, что она опять перед тем же полотном.

Но она была исполнена гордости. И глядя на хорошо одетых дам, что возвращались к себе в усадьбу, говорила про себя:

— Да, вы и важные, и нарядные… но еще вопрос, получил ли ваш сын в Замке два первых приза.

И она шла дальше, самая гордая маленькая женщина в Ноттингеме. И Пол чувствовал, что-то он уже для нее сделал, пусть даже и такую малость. Вся его работа — ее достояние.