Сыновья идут дальше

— О, как он будет счастлив! Он будет жить в смешанной коммуне рабочих и крестьян. Там не будет ни дым, ни грохот, ни звонок, ни номерок на работе. Никакой дисциплины, одна сознательность. О, какой ты будешь счастливый!

И поднимал ребенка высоко над головой.

Всю зиму он ходил в диагоналевой черной куртке. Он носил черные обмотки, шляпу с невероятно широкими полями.

С ним обращались сердечно, но скоро начались томительные споры. Спорили терпеливо, как с больным, и Мильдик выходил из себя.

— Вы держитесь за этот каторга! — кричал он. — У вас вместо душа привычка, привычка. И это есть русский рабочий! Я вчера зашел один дом и что вижу? Что ви-ижу? — Мильдик делал испуганные глаза. — Народный суд вижу! И секретарь с бумагами!

— Ну, а что, судить не надо? Потачку ворам?

— Судить надо, но на площадь! Это и есть народный. А вы в канцелярии…

— Трудный он человек, — говорил о нем Родион. — Умереть за нас может и всем заводам напортить может.

Когда увозили гильзовый цех, Мильдик ходил по берегу канала и убеждал:

— Зачем кричишь «прощай!»? Зачем печально кричишь? Так и надо, пусть увозят.

Всю зиму Мильдик доказывал, что завод надо разделить между десятью губерниями. А дальше эти части завода будут сами делиться, и так постепенно через год или через два вырастут смешанные коммуны рабочих и крестьян. Сама собой образовалась комиссия по эвакуации завода. Выбрали в нее Мильдика. К нему часто приходил Никаноров. Он излагал анархисту свой план ликвидации городов. Мильдик его внимательно слушал и говорил:

— Да, да. Город это нонсенс[14] и ужас. Только надо не горы железа, а коммуны рабочих и крестьян.

Иногда Мильдик вывешивал на заборе свои плакаты — подобия газет. На видном месте он печатал статьи — «Преступления бога». Статьи многим нравились.

Под «Преступлениями бога» Мильдик писал о том, что в эти голодные дни попов надо посадить на берега Невы — пусть ловят рыбу для рабочих. «Если мог ловить апостол Петр, — спрашивал Мильдик, — почему не может настоятель Пасхалов?»

— За грехи господни, выходит, — говорил Пасхалов, читая. — Что ж, рыбарем так рыбарем.

По ночам плакат-газету срывали. А в следующем номере Мильдик опять писал: «А попы все-таки будут ловить рыбу!» Плакат опять кто-то рвал в клочки, на его место вешали провонявшую плотву.

3. Письма с Волги

Березовский ходил пока что неразгаданный. Ни Буров, ни Дунин, ни другие не знали, почему он так торопится. Но ему явно не верили. Завод постепенно замирал, и не было сил помешать этому.

Любиков сказал как-то, смеясь, Бурову:

— У всех теперь планы… У меня свой есть. Завод не вывозить… а если придется немцу отдавать, то, вырыть котлован, натащить тысячу пудов динамиту и взорвать к чертовой матери. А потом новый построить.

— Из рук вон грандиозно, товарищ вольнопёр, — медленно проговорил Родион, пристально глядя на Любикова.

— Ну конечно. Чего жалеть? Мильдик прав, каторга это. Человеку нужна воля и воля.

— А ты подумал, будет ли у нас воля без всего этого?

— Где ему, вольнопёру, думать? — вставил Дунин. — Он все любуется своей краснотой.

— Опасная краснота. — Буров посуровел. — Вот что: о твоем грандиозном плане никому ни слова. Люди и так издерганы. Не беспокой завод. Не сметь, говорю.

— Ну, Родион Степаныч, это ж только молодечество, согласен, неуместное. Подчиняюсь. И в шутку никому не скажу, — смущенно оправдывался Любиков.

Лицо у него было как у провинившегося мальчишки.

С каждым днем становилось тревожнее в поселке. И многим казалось — сбывается то, что предсказывал Березовский.

Но знал Буров, знал Дунин, знали те, кто шли с ними, — не займут немцы Петроград, что оживут еще и Устьевский и Путиловский.

Но комиссию, в которую вошел Мильдик, пока приходилось терпеть. Березовский собрался на Волгу. Вдогонку поехал Воробьев, увязался с ним и Мильдик. Они осмотрели небольшой завод, куда Березовский отправлял машины.

Завод был старый, малоизвестный, делали на нем что придется.

Комиссия пожила на Волге, осмотрелась. На берегу в беспорядке стояли тяжелые ящики. Некоторые были разворочены. Увидели турбину, увезенную Березовским. Она стояла на земле, прикрытая тряпьем. Рядом валялись части станков. И не верилось, что увезенные на баржах машины будут собраны и начнут здесь работать.

Два письма пришли вскоре оттуда. Мильдику завод понравился — стоит в красивом месте. Завод почти уютный и не в городе. Правда, это еще не то, о чем думает Мильдик, но уже некоторое приближение к идеалу.

«Я объяснил крестьянам, что есть такая смешанная коммуна, — писал Мильдик. — Сейчас меня не все поняли и даже громко ругались. Но когда вы приедете, то можно будет показать на деле, что это есть такое».

Федор Терентьич Воробьев писал Бурову: