Сыновья идут дальше

Но они были видны, они ощущались на каждом заседании, в каждой бумаге из наркомата. Миновало уже то время, когда металла и машин было больше, чем спрашивали. Совсем прошло время, когда жили запасами. Но еще ходил Дунин с инженерами на закрытые торги. Он подавал в комиссию пакет, в котором были запечатаны устьевские цены и условия, и ждал с нетерпением ответа: ниже ли эти цены путиловских, а может быть, и путиловские, и устьевские выше макеевских и уйдет заказ в Макеевку?

Рядом сидели новые директора и посмеивались над тем, что торгуются они на манер прежних заводчиков. Впрочем, старые инженеры обыкновенно рассказывали, что торги у старых заводчиков были лишь для формы, что о ценах они сговаривались заранее.

— А потом, — старый инженер досказывал с легкой, едва заметной грустью, — «Южное Русское» и «Брянские» ехали вместе завтракать к «Яру».

— Ну, Макеевскому да Устьевскому разве в пивную, — полагал Дунин.

К концу года почти не было этих закрытых торгов. Устьевский получал от заказчиков запросы. На широкую дорогу выводили завод. Начались совещания в наркоматах. На них и распределяли работы. В тот год ожидались крупные заказы для Мурманки. Запущенную, расшатанную дорогу, предстояло основательно чинить. Надо было пополнить, обновить дорожное имущество.

На совещании в наркомате Дунин во второй раз в жизни увидел Дзержинского. Заседание долго не начиналось. Несколько человек опоздало. Дзержинский ходил от стола к окну и на ходу говорил с помощниками. Он был, видимо, возбужден. Но лицо оставалось бледным. Дунин слышал:

— Они! Что они предлагают? Паровозов не покупать! Запасные части брать с паровозного кладбища! Депо не строить! Им на кладбище хозяйствовать. Договорились, что дорогу нужно запереть на замок. Мурманскую дорогу! Выход к океану! Полководцы трудармии! Жить только в меру сегодняшней бедности, не жить, а существовать.

Дзержинский смотрел в окно, резко поворачивался и, сдерживая волнение, продолжал:

— Милости просим, приезжайте сюда и изложите ваше мнение. Но честно, с цифрами, с фактами. Докажите, почему надо остаться при паровозном кладбище, почему надо закрыть Путиловский завод, почему не надо покупать новые паровозы. Но нет, спорить с фактами в руках они не любят. У них только общие соображения и высокие фразы. Надо окончательно потерять веру в будущее, чтоб так вот…

Дунин прислушался к разговору и понял, о чем шла речь и кого Дзержинский гневно и брезгливо называл «они».

Троцкисты предлагали закрыть Мурманскую дорогу, а население со станций вывезти в другие города. Впрочем, кто захочет остаться, пусть остается, но уж не рассчитывает на помощь государства.

— Впрочем, — Дзержинский презрительно улыбнулся, — у них бывают иногда цифры. Но это только цифры… невозможности сделать.

И он показывает помощникам записку, полную этих «цифр невозможности». В записке говорится о том, что не было же до войны железной дороги на Сороку, на Кемь, на Мурманск. Местные жители обходились пароходом и санным путем. Зачем же содержать дорогую дорогу теперь, когда страна еще далеко не подошла к довоенным цифрам? Дорога через тундру — роскошь.

— Роскошь? — Дзержинский пожимает плечами. — Оставить целый край без железной дороги! Нет, это не революционеры.

В записке высчитывается, как много стоит в тундре водоснабжение паровозов. Сказано также, что грузов дорога слишком мало получает.

— Впрочем, у них есть свои консультанты.

— Такие консультанты вполне понимают, чего хотят от них консультируемые, — вслух подумал Дунин.

— Как вы сказали, товарищ Дунин? — Дзержинский переводит взгляд на него.

— Да что ж, Феликс Эдмундович, эти консультанты подобраны не для правды, а по вкусу своего начальства.

Дзержинский качает головой, в его глазах улыбка, но добрая.

— Большую вы проблему затронули, товарищ Дунин, на ходу затронули. Трудно бывает подобрать таких консультантов, которые докладывают начальнику только правду.

— Ну, Дунина на мякине не проведешь, он, Феликс Эдмундович, несговорчивый. Его не переупрямишь, — заметил старый путейский инженер.

Он и Дунин сразу узнали друг друга. Они встретились в Устьеве в тяжелый год, когда завод чинил искалеченные паровозы.

— Но проиграли вы тогда в споре, товарищ Дунин. Вот если бы приспособили завод только под ремонт паровозов, больше получили бы работы теперь.

— Нет, и завод проиграл бы, и все мы в конечном счете проиграли бы, — возражает Дунин. — Мы нужны для всяких заказов — и нефти, и железной дороге, и рекам. Мы универсалы.

— Ну, время скоро покажет, кто из нас прав.

Вот так и были видны перемены в стране. Год тому назад Ленин, полубольной, сказал, что отступление окончено. Оправдались его последние слова. И на командных местах стоят те люди, которые сделали его слова законом. Не сданы заводы в аренду, не закрыта полярная дорога. Ведут через Волхов плотину, такую маленькую теперь и великую тогда.

В стране собраны первые деньги для стройки. Для того времени они были внушительны. На эти деньги вводят в строй домны, простоявшие погашенными пять-шесть лет, откачивают воду из рудников, разрушенных белыми при отступлении.