Сыновья идут дальше

Пройдут немногие годы — и великое слово станет общим для всех. Но к тому, что оно обозначает, уже стремился Осипов и вся его бригада. Потому-то они были согласны сменить деликатного инженера и получить в цех резкого, но дельного и требовательного. Понятие еще не отлилось у них в точные слова, но они его нашли. Так в тяжелые годы в холодных, чуть живых корпусах завода нашли совещательную печурку.

10. Еще одно напоминание о прошлом

В жаркий летний день, когда нестерпимо парило, Дунин после работы зашел в пивную. Он оглянулся и увидел человека, о котором давно не вспоминал. За соседним столом сидел Елкин. Кровь застучала у Дунина в висках. С трудом он сдержал себя и стал внимательно приглядываться к соседу. Елкин стал солиднее, полнее, обозначилась лысина. На нем фетровая шляпа, хорошо выутюженный пиджак, расшитая косоворотка, часы на руке и вечное перо в наружном кармане пиджака.

Что он делает теперь? Маклачит на Сухаревке? Не похоже. Рядом с ним на столе лежит портфель. Маклак не ходит с портфелем. Может быть, агент по поручениям? Вот сейчас допьет пиво и побежит доставать электрический провод, доставать вагоны для своего треста. Нет, агенты всегда торопятся. Они живут на ходу, а Елкин сидит спокойно и солидно.

Вот сидит Елкин, со вкусом, с причмокиванием, с легким свистом обсасывает рака и не чувствует, что произойдет спустя минуту. Дунин вспомнил его, каким он ввалился в чайную тогда, зимой, — в фуражке с лакированным козырьком, из-под которого вылезал напомаженный чуб, пьяный, раскрасневшийся. Он это, он!

Дунин встал, положил ему руку на плечо:

— Здорово, Елкин. Полтыщи лет.

Елкин поднял голову, веки чуть дрогнули:

— Обознались, гражданин.

И по дрогнувшим векам, и по лицу Дунин окончательно понял, что перед ним прежний Елкин, ничуть не переменившийся враг и предатель.

Елкин схватился за портфель, бросил раков. Дунин загородил ему дорогу.

— Ну, чего там. Признавайся, Елкин.

— Снимите руку, гражданин.

— Нечего крутить, брат. Дунина помнишь? Продал, а не помнишь? Не по твоей указке Бурова ловили?

— Аферист! — завопил Елкин. — Граждане, это аферист. Держите его, я пойду за милицией.

— Ловкость в тебе от шпика осталась. Никуда не уйдешь.

— Пусти! Это сумасшедший, граждане. Позвоните кто… Подавальщик, чего же ты смотришь? Держите его.

Фетровая шляпа Елкина упала на пол, он и не заметил.

— Аферист я? Так чего же ты испугался?

Елкин старался говорить как можно громче.

— Я ответственный работник. Зашел на минутку… Темный тип пристает… Заведующий, почему вы не можете оградить?.. Заведующий, я подам на вас жалобу… Он пьян. Вы водку подаете? Это запрещено.

Начиналась бестолковщина. Заведующий испугался скандала. Он мигнул подавальщикам, чтобы те вытолкнули Дунина на улицу и сдали милиционеру — его одного. Но уже показался милиционер.

Елкин взял портфель, кинул деньги на стол, надел шляпу и продвигался к двери.

— Товарищ милиционер! — кричал Дунин. — Не выпускайте. Я заявляю — это важный государственный преступник. Он выдавал рабочих.

— Постойте, гражданин. Граждане, вы оба пройдете со мной в отделение.

Елкин боролся пока можно было.

— Вот мои документы. Я ответственный работник Наркомфина. Вы будете отвечать. Вы не имеете права меня задерживать без разрешения прокурора.

В отделении милиции Елкин вытащил пачку документов.

— Я председатель месткома Наркомфина, Городов. Понимаете? Меня ждут на заседание. Я требую отпустить меня.

По лицу у него пятнами пошла краска.

Дежурный чувствовал, что дело, которое он сейчас начнет, окончится не здесь, а в ГПУ, в суде. Оба предъявили оружие, оба предъявили партийные билеты. А этот гладкий выложил еще много документов. Бывало, что преступники показывали и более важные документы и держались так же развязно, как этот.

— Вам придется остаться здесь, граждане, пока мы выясним.

Дунин искоса поглядел на Елкина. Тот сидел не шелохнувшись.

Они с час просидели в комнате у дежурного. Дунин не мог молчать.

— На семь лет отсрочку получил — и хватит, — говорил он. — Жил подлец подлецом. Умри хоть с совестью. Брось филонить. Чайную на Николаевской улице помнишь, где ты меня полиции хотел отдать? А где ротмистр Люринг? Встречал его? Говори!

Даже теперь не сдавался Елкин.

— Нагорит же вам, гражданин, — глуповато повторял он. — Будете отвечать за эту бузу перед комиссариатом. А если партбилет не липа, то и по партийной линии ответишь. Соснуть, что ли…

Он подкладывал под голову портфель, пиджак и притворялся, что спит.

— Дурак ты все-таки. Филер, а где вздумал скрываться? В столице. Думаешь, все устьевцы перемерли. Ты бы на край света бежал, коли тогда цел остался. Говоришь, если мой партбилет не липа? А твой партбилет? Подпольные годы приписал себе? Небось на чистках рассказываешь про маевку в Зелененьком лесу? Ты ведь у нас кое-что видел, рассказывать можешь, те, кто не знают, поверят.

Потом они сидели перед следователем из ГПУ.

— Он, — говорил Дунин. — Вылитый. Чуть постарел, но узнать вполне можно. Елкин, а никакой не Городов.