Сыновья полков(Сборник рассказов)

Когда он пришел в себя, гестаповцы курили. Подняли его за воротник. У него хватило еще сил, чтобы не упасть. О чем-то они между собой разговаривали. Резкий, влажный воздух подействовал на него, как ковш холодной воды. Фашисты докуривали сигареты, а потом подходили к окровавленному парнишке и гасили их о его щеки, губы, нос.

— Больше всего было больно, когда прижигали ногти, — говорит майор Тыбурский. Спокойно, деловито, так, как говорил обо всем до сих пор. И так же спокойно говорил потом. О вырванных ногтях, о напильнике… Даже не дрожит его рука, когда он прикуривает очередную сигарету…

Тадеку приказали лечь рядом с братом. Потом всадили несколько очередей из автомата в землю рядом с ним. Мокрые комки земли брызгали в лицо, впивались в волосы. Земля действовала успокаивающе. Он обнимал ее вытянутыми руками, словно кого-то близкого. Затем раздался скрип удаляющейся повозки с брошенным в нее телом Бронека. Тадек остался один…

Думаю о первой фамилии в списках слушателей офицерского училища, о премии министра инженеру-конструктору, о Вальдеке, которому сегодня столько лет, сколько его отцу было тогда, когда он смотрел на умирающего в лучах восходящего солнца брата.

Со времени, когда я беседовал с майором Тыбурским — а это ведь было не так давно, — он пополнил список своих достижений: еще одна премия за изобретения в области вооружения.

Войцех Козлович В ПОХОДЕ ЗА РОДИНУ

— Возвращайся к матери! — услышал он в один из дней оккупации, когда, вместо того чтобы пасти коров на лугу, оказался в лесном лагере партизанского отряда Пшенюрки.

Командир был неумолим, точно так же, как некоторое время тому назад Цень. Лёнек угадал, что в этой твердой неумолимости повинна его заботливая мать, которая уже дважды предупреждала командиров местных партизанских отрядов — через соседей или ближайших знакомых — о намерениях сына непременно уйти к «ребятам из леса».

«Как можно возвратиться!» — думал он, со злостью ломая верхушки кустов «стволом» выструганной из дерева винтовки. В его глазах стояли слезы, он мог позволить себе эту немужскую слабость: вокруг никого не было. Что скажут ребята! Лёнека не столько беспокоила ожидавшая его дома выволочка, сколько насмешки ровесников, которых он предупредил, что на этот раз он действительно идет к «лесным».

В чистом весеннем воздухе мальчик услышал нарастающий гул. Он на мгновение приостановился, а затем побежал напрямик по размякшей от весенних вод земле к шоссе, скрытому за молодым леском. Он осторожно пробирался между деревьями, затем пополз среди редких кустов. Наконец, добравшись до пригорка, увидел чуть ниже четкую ленту дороги. Из-за поворота выскочили быстрые, подвижные мотоциклы. Длинные стволы ручных пулеметов были готовы в любую минуту выпустить смертоносную очередь. За мотоциклами медленно и неуверенно тащились грузовики немецкой военной автоколонны. Фашисты опасливо проезжали мимо молчаливого пригорка, за которым скрытый в зарослях тринадцатилетний мальчик в бессильной злобе целился во врага из деревяшки и мечтал о настоящей винтовке.

Позже, уже будучи взрослым человеком, он будет вспоминать эти годы просто и откровенно:

— Мне было тогда всего тринадцать лет. Никакая идея в то время еще мной не руководила. Мне не приходилось слышать ни о Ленине, ни о коммунизме, ни о демократической Польше. Мечтал иметь винтовку и бороться…

Хотя Лёнек не понимал многих вещей, но, как всякий ребенок, был особенно впечатлителен к неправде, несправедливости, фальши, насилию. На каждом шагу он видел на лицах людей страх перед приездом жандармов в деревню, слышал плач по последней забранной корове, отчаяние по близким, силой угнанным «на работы», трагедию осиротевших детей, у которых на глазах застрелили их отца…

Мальчик знал, что с этой неправдой и насилием борются партизаны. Он хотел быть с ними. Была в этом стремлении мечта о великих приключениях, ассоциирующаяся с «ребятами из леса», чью жизнь и борьбу окружал ореол таинственности и необычности.

Правда, его уже несколько раз не приняли в отряд. Понимал он это по-своему: не было у него настоящего оружия. Он даже и в мыслях не допускал, что его считают еще ребенком, что тяжесть трудной партизанской жизни непосильна тринадцатилетнему пареньку.

Это произошло сразу же после пасхи, когда он украл у немцев винтовку. У него не было времени для прощания с родными. Он даже не оглянулся, когда оставил дом. Не думал о просьбах и возможных подзатыльниках матери. Он крепко держал в руках настоящую винтовку — пропуск в лес.

Паренек знал, что на «знакомых» партизан он рассчитывать не может: отправят домой. Но он слышал, что недалеко, в районе Вислы, в Свенцеховском лесу, находились советские партизаны.

Что знал он о них? Только то, чем пугал немецкий плакат, вывешенный на избе старосты, пока его не сорвала чья-то рука: угрюмый, заросший щетиной здоровенный мужик с ножом в руке и подпись — «большевик».

Этот образ стоял у него перед глазами, когда он отправился на поиски своей мечты. Неуверенность, однако, не замедлила его шагов.