Сыновья уходят в бой

– Что, трудитесь, не прикладая рук? – заметил Волжак. – Носом будете рыть, как загремит.

Началась тревожная и весело будоражащая жизнь в близком соседстве с фронтом. Бесконечные караулы, секреты, гостевание у армейцев, наезды фронтовой разведки. Побывали в гостях у армии Шаповалов и Помолотень, вернулись с полным возом патронов, гранат, два пулемета привезли. А у Шаповалова – автомат. И рассказов радостных привезли: про то, как встретили, что говорили. Все еще не верится, что так просто можно увидеть своих, армию.

Пальто у Толи стало тяжелее, просто плечи отрывает. Но это тяжесть радующая. Полные карманы патронов да еще четыре гранаты, похожие на зеленые консервные банки. Но давнишняя лимонка, которая – «для себя», по-прежнему привязана к ремню.

В один из морозных, но все еще бесснежных вечеров приключилась в Сосновке неожиданная стрельба. Выбежали – весь взвод – из дому, залегли в приготовленные окопчики. Стреляют где-то в середине деревни, трассирующие сюда летят. Два конника простучали в темноте. Наверное, разведка помчалась к армии. Но что происходит? Пистолетные выстрелы: «тах-тах-тах…». Бежит кто-то…

– Часовой, где часовой?

Часовой должен быть именно там, где сейчас стоит и кричит Волжак. Ага, появился, услышали оправдывающийся голос Меловани. Под мостиком прятался, что ли?

– Почему не окликнул, не стрелял? Это же немцы!

– Я не видел.

Трах! Нет, не выстрел – оплеуха!

Волжак идет к окопам.

– Немцы? – удивляется Круглик. – Могли свободно снять их. Думали, наши. Но как немцы тут оказались?

– Не знаю, – сердито говорит Волжак, – если так на посту будут стоять – скоро с танком въедут. Иду по улице, кто-то на конях несется. Окликнул, а по мне – из автомата. Бежал за ними, стрелял, думал, тут перехватите.

Утром отделение Круглика сидело в секрете – недалеко от «шляха» – широкой грунтовой дороги, которая повторяет изгибы Березины, виднеющейся дальше. Тут тоже окопчики. Оказывается, надо еще научиться сидеть в них. Тем только и занят, что без конца продуваешь и разбираешь затвор. Ну, думаешь, теперь буду осторожнее. Повернулся – снова полный затвор песка.

Тишина, стены окопа начинают давить, не можешь, чтобы время от времени не выглянуть. Открыто кругом и пусто. Рядом чья-либо голова торчит – всякий раз другая. Такое ощущение, что люди по очереди выныривают, чтобы хватить воздуха. На этот раз вынырнули все. Вслушиваются и смотрят налево. Да, это они гудят, вон те две коробочки – танки. Медленно приближаются, делаются все крупнее. Толя привычно оглянулся: что сзади? Редкие сосенки разбежались по желтому косогору, лес далеко.

А танки уже напротив, в полукилометре. Вдруг остановились. Над передним вскинулся люк, показалась голова, потом плечи немца. Соскочил на землю. Постоял у гусеницы, спиной к партизанам.

Немного спустя пришли Волжак и Шаповалов. Командир взвода с новеньким автоматом. У Шаповалова еще и вещмешок. Рассказали им о танках, веселясь и радуясь.

– Почему не стреляли? Э, раз так, не будет вам сегодня замены!

Черт, повезло, что не было в ту минуту здесь Волжака: вот уж погоняли бы танки по этому полю!

Не сразу, но убедили и Волжака, что стрелять нельзя было: если бы хоть противотанковое ружье!

– А вчерашних конников поймали, – подобрел Волжак, – в болоте. Врач и денщик. Здорово, оказывается, тогда получилось, кхи-и… Семенов, «Рожа» которого зовут, напугал их перед тем, как наехали на меня. Заблудились они, думали, просто деревня, решили спросить, далеко ли Гожа. Семенов в хате сидел, чистил картошку. Приоткрывается дверь… кх-ии… «Рожа, Рожа?..» Семенов молчит, думает, это патрули забавляются. А потом – глядь: немец на пороге. А немец винтовку увидел, да за дверь, да на коней… Напиши, так не поверят.

Потом командир сказал Шаповалову:

– Давай живца.

Оказывается, в тяжелом вещмешке – тол. Трое ушли к дороге.

Вечерело. Толя снова чистил затвор, злой на себя и на песок, когда раздался взрыв. Выглянул из ямы – черный дым на том месте, где днем ставили мину. А из соседних ям уже выскакивают соседи, кричат и бегут вниз по полю. Держа в кулаке несобранный затвор, выскочил и Толя и тоже побежал к горящей машине. Хлопцы, не останавливаясь, стреляют в немцев, которые сначала залегли, а теперь убегают к реке. У Толи винтовка в одной руке, затвор в другой – глупее не придумаешь.

Справа деревня, неизвестно, кто в ней, всякий миг можешь из охотника превратиться в добычу: вот-вот ударят оттуда. Но немцы, кажется, тоже боятся деревни: их пятеро, и все они бегут к реке. Вот один сел, сбросил валенки и помчался догонять остальных. До этого места добежал Тарадзе, схватил валенки и рванул дальше, будто желая вернуть их немцу. Когда Толя прибежал к берегу, стреляли только в одного. Как резиновый мяч, голова все выныривала.

Подняли две винтовки и бросились назад, к пылающей машине. К ней не подступиться, но прицеп еще не загорался. Немецкие мешки хлопцы сбрасывают.

– Самолет!